Возвращенный рай - [52]

Он нашел ее на равнине, луг вдавался острым языком в песчаник, и сюда доносился никогда не утихающий прибой с южного побережья. Это был берег одной из рек, берущей начало в Стейнлиде. Здесь она становилась спокойной и широкой, хотя не такой прозрачной.

Девушка сдвинула со лба влажную косынку и подняла вверх голову. Он подошел и, здороваясь, протянул ей руку.

Она смотрела на него без всякого выражения, казалось, в ней ничто не дрогнуло.

— Мне сказали, что ты, должно быть, та девушка, — обратился к ней епископ.

— Да, — прошептала она. — Я та девушка.

— Не помню, должен ли я передавать тебе привет или нет. Так много с той поры воды утекло. Во всяком случае, привет тебе.

— От матери? — спросила девушка, слегка оживившись.

— От старика Стейнара, не помню уж, как его по батюшке. Стейнара из Лида в Стейнлиде, если такой тебе известен, — сказал девушке незнакомец.

При этих словах девушка замкнулась больше прежнего, но лицо ее зарделось. В одно мгновение, при упоминании этого имени, вернулись дни ее детства. Из ее глаз вдруг брызнули слезы, как у ребенка, и она не пыталась скрыть их или отвернуть лицо; плакала она беззвучно.

— Я бы приехал к вам раньше, если бы мог представить себе, что здесь стряслось.

Девушка отвернулась, хлюпнула носом и принялась сгребать сено.

— Я не имел представления, что произошло, пока не увидел двух реполовов, вспорхнувших из развалин вашего дома, — сказал он, глядя на ее спину. — Это участь всех нас. Как часто взлетали птицы с моих пепелищ! Присаживайся сюда, на бугорок, девушка. Посмотрим, может, у меня найдется что-нибудь для тебя.

Он вытащил из узелка леденцы и протянул их девушке. Она на минуту прекратила работу, взяла один леденец и положила его в рот. Затем вытерла глаза, поблагодарила и сказала:

— Я не могу сидеть, меня же наняли на работу.

— Ты честная девушка, но никто тебя не упрекнет за то, что ты разговаривала с гостем. Вежливость прежде всего.

Грабли взлетели в воздух и застыли на секунду. Девушка взглянула на незнакомца.

— Как зовут тебя? — спросила она.

— Тьоудрекур-мормон.

— Значит, правда, что мормоны существуют? — изумилась девушка.

— Если они внезапно не вымерли сразу все до одного, — сказал епископ.

— От кого же, наконец, можно услышать правду?

— Твой отец не подался бы за океан, если бы считал меня лжецом.

— Ну что играть со мной в прятки? — сказала девушка. — Ты думаешь, я не знаю, что земля и небо — разные вещи?

— Да приидет царствие твое на земле как на небе, — сказал мормон, — Может быть, ты думаешь, что и Спаситель выдумка?

— Я не понимаю языка Библии, — сказала девушка. — Во всяком случае, теперь больше не понимаю.

— Царство божие в Юте ничем не отличается от небесного царства, и там живет твой отец.

— Так живой он или нет?

— Для мормонов смерти не существует. У нас только одно царство. Одно раз и навсегда.

— Так я и предполагала, — сказала девушка. — Ну, мне нужно сгребать сено.

Епископ немного рассердился:

— А я говорю — кончай. Ты не будешь больше работать. Я приехал сюда, чтобы забрать тебя и отвезти к отцу. Где твоя бедная мать? Кажется, у тебя есть брат и еще кто-то, если верить людям? Где они все?

— Если бы я продолжала верить сказкам, я бы решила, что ты привидение или домовой. Простите, вы что — пастор?

— Я пришел от твоего отца…

— А вы убеждены, что ищете меня, а не другую девушку? — спросила она. — Может быть, перепутали имена?

— Разве у него не было лошади?

— Да, у нас была лошадь.

— И шкатулка?

— Шкатулка?.. Откуда вы знаете? Значит, правда, что отец жив? Не по Библии, а вот так, будто он здесь, сидит на пригорке! Не чудится ли мне все это, как обычно?

Паренька епископ нашел в другом конце прихода, где он работал у крестьянина за еду. Он возил на лошадях сушеный торф. Торф набился ему в нос, в рот. На парнишке была большая шляпа, из-под которой торчал обесцвеченный солнцем и дождем клок волос.

— Видно, тебя, мой мальчик, не стригли с самого Первого дня лета, точно так же, как меня в детстве, — сказал епископ. — Что ты собираешься делать?

— Везти торф к дому, — ответил парень.

— Оставь, не надо.

— Хозяин ждет. Он укладывает торф, мне нельзя задерживаться. Могу я попросить у тебя понюшку, добрый человек? — спросил он. — У меня вышел весь табак.

— Дай-ка мне посмотреть на твой нос! — сказал епископ, подходя к мальчику и внимательно рассматривая его. — Ну да, у тебя же в носу нюхательный табак. А я-то подумал, что это торф. Едва ли ты научился этому у своего отца!

— Мой отец умер в чужой стране…

— Не спеши утверждать это, мой друг, — возразил епископ. — Может быть, он так же умер, как я?

— Я думаю, будь он жив, он не допустил бы, чтобы нас взял на иждивение приход. Он потомок Эгиля Скаллагримссона, норвежских королей и самого Харальда Боезуба.

— Ступай к ручью, мальчик, и тщательно вымой свой пос — снаружи и внутри. А я тем временем отведу лошадь с торфом к твоему хозяину. Я хочу освободить тебя от этой работы, а потом возьму с собой, чтобы ты сам убедился, умер ли твой отец.

— Он болен какой-нибудь страшной болезнью? — спросил паренек.

— Не страшнее тех, которым подвержены все мы: простуда, расстройство желудка иной раз от переедания на рождество.