Возвращенный рай - [20]

Проснувшись, девушка обнаружила, что она в комнате одна. Был уже день. На ней было платьишко — то, которое она набросила на себя вчера ночью. Ночной гость в огромных сапогах исчез. Поглядев в окно, она увидела, что их выгон, лужайку, весь хутор заполняли лошади. Когда она стояла у окна, взгляд ее упал на желтую монетку на подоконнике. Она пошла в кухню к матери показать ей этот странный предмет, сказала, что нашла его в горнице на подоконнике.

— Боже мой! — воскликнула женщина, взяв монету и разглядывая ее. — Ну конечно, надо было ждать, что наступит и этот день, как и все другие. И все же я думала, что Спаситель еще надолго оградит меня от прикосновения к этому металлу, который в глазах твоего отца не имеет никакой цены. Это называется золото, дитя мое. От него все несчастья в мире. До сих пор никто в Лиде не дотрагивался до него. Как случилось, что ты получила эту напасть от нашего гостя?

— Я там спала ночью, а когда проснулась, никого уже не было.

Женщина оторопела, взглянула на дочь и, обретя наконец дар речи, заговорила спокойно, стараясь приглушить глубокое чувство печали, как принято в этой стране в таких случаях, когда считается, что чему быть, того не миновать, и что всему приходит черед.

— Я молила моего Спасителя оберегать вас, несчастных, особенно пока у вас еще ветер в голове. Разве я не велела тебе лечь в сарае, дитя мое?

— Это правда, мама. Но я не понимаю, что со мной случилось. Я сняла с него одежду, пожелала спокойной ночи и собралась уходить. Вдруг старик спросил: куда ты идешь, бедняжка? И когда я ответила, что в сарай, буду укладываться там спать, он сказал, что не потерпит, чтобы из-за него я ночевала на торфяной куче. И вот ни с того ни с сего я возьми да и залезь к нему в постель. Тут же и уснула.

— Ах ты, моя бедная дурочка! Ну а потом что?

— Ничего, — ответила девушка. — Я ничего больше не знаю. А когда проснулась, нашла вот это.

— Неужели это правда, дитя мое, что ты спала с самим Бьёрном из Лейрура?!

— Мама, я не думаю, что Бьёрн уж такой плохой, как о нем говорят. Хоть я и глупа, но он не сделал мне ничего плохого.

— Запомни, нельзя ни с того ни с сего ложиться в постель с мужчинами, ты уже взрослая девушка.

— Кто? Я?! — воскликнула девушка и расплакалась. — И это говоришь ты — ты, которая лучше других, кроме самого Спасителя, знаешь, что я еще маленькая и что ни о чем другом я целыми днями не думаю, как о нашем отце и о том, почему он от нас уехал. К тому же я не раздевалась.

— В чем ты была? Так я и думала. Если ты еще не представляешь, что с тобой случилось, несчастная, то после этой ночи тебе надо будет следить за собой.

— А что же случилось со мной, скажи, мама?

— Неужели ты не почувствовала, дитя, что рядом с тобой был мужчина?

— Нет, конечно, я это почувствовала. Он ведь такой толстый. И я тоже здоровая и толстая. А кровать мала даже для одного.

— Он, наверно, прижимался к тебе? По крайней мере в мое время они так делали.

— Я смертельно устала и тотчас же уснула, — сказала Стейна. — А старик стал храпеть. И если кто и прижимался ко мне, когда я спала, — откуда мне знать! Во всяком случае, он прижимался не слишком крепко. По крайней мере я не проснулась. И даже ничего страшного мне не приснилось. Я проснулась, когда уже наступил день.

— Почему же ты стоишь и держишь эту золотую монету, дитя? Положи ее туда, где взяла. Ты не должна забывать — Бьёрн из Лейрура, судья и сам король предлагали твоему отцу золото за Крапи. И что он ответил?

Больше всего обитателей Лида удивляло, хотя они и не подавали виду, что их гости, видимо, не собирались покидать свой ночной приют. Наоборот. Утром на лошадях прибыл провиант и всякое снаряжение. Возле сеновала они разбили палатку. В Исландии считается неприличным спрашивать гостей, как долго они собираются пробыть у вас. К тому же гости не скрывали, что они поджидают здесь новую партию лошадей. Оказалось также, что гуртовщиков не прокормишь одним супом, хотя вчера ночью они заверяли, что готовы довольствоваться малым. Некоторые завалились спать в комнате и храпели там на все лады до конца дня, некоторые уселись во дворе, затягивались табаком из деревянных фляг или рожков, присматривая при этом за лошадьми. Несколько человек здорово подвыпили. Нашлись и такие, которые начали гоняться по выгону за игривыми жеребятами. Крестьяне по соседству всполошились. Они стояли начеку в своих дворах, чтобы защищать хозяйство от этого лошадиного нашествия, походившего на описанные в Библии напасти. Гуртовщики выдали матери и дочери мясо и муку и заставили варить суп и печь хлеб. Масло они держали в деревянных ящиках. На продукты не скупились. Если давали женщине кофе, чтобы поджарить на тагане, то уж не меньше фунта. Дети лакомились сахарной пудрой и датским мягким сыром.

Целые партии лошадей отсылались в один конец страны, с другого конца прибывали новые. Приезжали все новые и новые люди. Они располагались в палатке, подстилая под себя сено из большого стога.

Викинга Стейнарссона тоже приставили к лошадям и услали в другую округу.

Через несколько дней вернулся Бьёрн из Лейрура. Время близилось к полуночи, и все улеглись уже на покой.