Возвращенное имя - [45]

Мирное течение экспедиционной жизни было неожиданно нарушено посреди одной из августовских ночей. Я проснулся от каких-то диких, непонятно кем издаваемых завываний. Быстро оделся и выскочил из палатки. Лунный потрескавшийся шар висел прямо над валом городища напротив нашего лагеря. Я увидел стоящую возле стола под тентом группу людей, из центра которой и раздавалось это странное завывание. Подошел. Незнакомый высокий и плечистый парень лет восемнадцати — двадцати, дрожа мелкой дрожью, крепко держался левой рукой за руль велосипеда, а правой делал какие-то странные движения, как будто отмахивался от досаждавших ему мух и комаров. В довершение всего он тихонько подвывал, иногда переходя на вопли, один из которых и разбудил меня. Парня поддерживал за трясущиеся плечи Зденек. Вадим пытался напоить его водой из кружки. Саня, сложив руки на груди, как Наполеон, мрачно и безмолвно наблюдал эту сцену. Из дальней темной палатки выскочили и побежали к нам, переругиваясь на ходу, Георге и Турчанинов.

— А я тебе говорю, — кричал Георге, — что человек такие звуки издавать не может!

— А это, по-твоему, кто? — насмешливо спросил Турчанинов, указывая на парня.

— Это, — ни секунды не промедлив, отпарировал Георге, — это разве человек? Оболтус это, а не человек!

Турчанинов развел руками, а парень, при виде двух новых слушателей, стал подвывать еще громче.

— Секи мигалки! — сумрачно произнес вдруг Саня, выдвигаясь из тени.

— Как псевдоним?

Парень, уставившийся во все глаза на Саню, неожиданно перестал дрожать и пробормотал тонким голосом:

— Петрик.

Саня стал задавать наводящие вопросы. Парень, загипнотизированный сумрачным взглядом Сани, довольно внятно отвечал, иногда, впрочем, норовя снова сбиться на завывания. От этого его быстро отвращал Саня, молча поднося к его носу кулак. Горестная и несколько фантастическая история, которую рассказал Петрик, заключалась в следующем: проводив после танцев в клубе девушку из соседнего села, Петрик на велосипеде поехал в свое родное село. Когда он проезжал по узкой лесной дорожке, из-за дерева протянулась громадная черная рука и схватила его за руль. Петрик упал, но благодаря своему необыкновенному самообладанию успел спастись, даже прихватив при этом свой велосипед. Вот так он мчался что было духу, пока не добежал до нашего лагеря. Здесь силы оставили его.

Закончив рассказ, Петрик, видимо, вспомнив все пережитое, снова потерял способность к членораздельной речи и стал завывать, правда, потише прежнего. Добросердечный Зденек, а потом и мы все по очереди предлагали ему различные варианты дальнейших действий: пойти спать в какую-нибудь из наших палаток, продолжать путь в родное село, вернуться в село к девушке, вместе с нашим провожатым добраться до своего или ее села. На все эти предложения Петрик весьма энергично отрицательно качал головой и взвизгивал.

В конце концов решительный Саня лично отвел Петрика в свободную хозяйственную палатку. Петрик брел за ним, ни на секунду не выпуская из рук велосипеда.

Посмеявшись над ночным происшествием, мы разошлись по своим палаткам и снова уснули. Однако через некоторое время я был разбужен таким горестным воплем, по сравнению с которым все, что до сих пор издавал Петрик, казалось журчанием ручейка или шелестом весенней травы. Замешкавшись, я вышел из палатки несколько позже других и с удивлением обнаружил, что мои товарищи по лагерю и Петрик, неизменно сжимавший левой рукой руль велосипеда, стоят почему-то у ребячьей палатки, в которой спали Коля и Мишка. Саня применил к Петрику уже испытанный метод лечения и вернул ему членораздельную речь. Из его сбивчивых объяснений мы поняли, что Петрик, проснувшись, отправился по неотложной необходимости в лес, взяв с собой непонятно зачем велосипед. Вернувшись, он перепутал палатки и зашел в ребячью. Там, не обнаружив на прежнем месте своей раскладушки, он, чтобы разобраться, зажег спичку. Первое, что он увидел при ее свете, была голова большой змеи, которая раскачивалась всего в нескольких сантиметрах от его носа. Безвредный Колин полоз и привел Петрика в такой ужас.

По мере рассказа он постепенно успокаивался, как вдруг Рыжик, соскучившись без своего любимого хозяина, выскочил из палатки и легкими прыжками помчался к Сане, сверкая зелеными, яркими глазами. Притихший было Петрик взвыл не своим голосом, а тут еще, как назло, прямо над нашими головами тяжело ухнула сова, недавно поселившаяся возле лагеря. Снова, как уже не раз бывало, проснулись вес наши птицы и звери. Залаяли разбуженные щенки, замяукали кошки, закудахтали куры, белыми призраками слетая с деревьев, закрякали утки, зацокали сони, как леопарды крутя хвостиками, отрывисто затявкал испуганный Рыжик, снова ухнула сова, а с другого дерева ей громко отозвалась Клеопатра.

Петрик закрыл лицо руками и перешел прямо-таки на истошный визг. Утихомирить его оказалось совершенно невозможно, и мы безуспешно перепробовали самые различные способы. Наконец, осененный гениальной догадкой, Георге притащил двухстволку и выпалил сразу из обоих стволов прямо над ухом Петрика. Тот мгновенно успокоился. Вслед за ним утихли постепенно звери и птицы.