Возвращенное имя - [47]

Вадим показал нам знаменитую ветку, на которой вчера висели Санины очки. Все разбрелись кто куда в поисках Черной руки, схватившей Петрика. Странно было, что Георге, обычно самый активный из всех, на этот раз никуда не отходил от граба, как мне казалось, лениво и медленно переводя взгляд с тропинки на дерево. Неожиданно он спросил меня:

— Как вы думаете, почему именно в этом месте расширяется тропинка?

— Не знаю, а какое это имеет значение? — с удивлением ответил я.

— Очень большое, — живо отозвался Георге, — Вадим нам неправильно все объяснил. Не Саня отклонился в сторону и налетел на ветку, а ветка отклонилась в сторону и налетела на Саню. Саня шел правильно по тропинке.

— Что же это за мистика? — вмешался подошедший к нам Зденек.

— А я тебе говорю, что никакая не мистика, а закон природы, — тут же начал кипятиться Георге, — этот старый граб уже давно наклоняется и наклоняется в сторону тропинки. Потому она здесь и расширяется. Люди обходят стороной клонящийся граб. Он заставляет людей отклоняться в сторону и расширять тропинку. В последние дни граб стал клониться все быстрее и сильнее.

— Почему? — как бы извиняясь за бестактность и все же твердо спросил Зденек.

Георге не успел ответить. К нам подошел Турчанинов и, протягивая мне какие-то железки на вытянутой ладони, весело заявил:

— Вот, обратите внимание, обломки руля знаменитого велосипеда Петрика. Они даже успели несколько заржаветь, обильно политые его слезами.

Посмотрев, я выхватил у него из рук железки и сказал:

— Это не обломки руля Петрика. Это фрагменты железного калачевидного кресала для высекания огня. Кресало это датируется временем не позже XI века.

— Вот это да! — воскликнул Зденек, широко раскрыв голубые глаза.

Георге рванулся к ручью и, стоя по колено в воде, издал торжествующий вопль. Мы поспешили вслед за ним.

Георге приосанился и слегка откашлялся, явно готовясь произнести патетическую речь. Однако Вадим тут же взмолился:

— Помолчи, пожалуйста!

Георге обиженно надулся. Впрочем, и в самом деле, говорить особенно было нечего, и так все было ясно. Несмотря на корни деревьев и трав, вода все же постепенно размывала и подтачивала берега ручья. Происходила эрозия почвы. Берега трескались и обваливались в ручей. Корни граба, растущего на самом берегу, все более обнажались. Тяжелое, могучее дерево, постепенно лишаясь опоры, все клонилось и клонилось в сторону тропинки. Совсем недавно от берега отошел, обрушился большой кусок, и граб сразу резко склонился. Но главное было не в этом. Главное было в том, что после обвала в толще берегового суглинка отчетливо виднелись остатки какого-то сооружения из обожженной глины. Именно здесь Турчанинов и нашел обломки железного кресала, но не понял в чем дело.

Самая предварительная расчистка показала, что это остатки печи в полуземлянке того же времени и культуры, что и городище, которое мы раскапывали. Так было открыто самое большое и интересное из неукрепленных древнерусских поселений, входящих в то гнездо, центром которого было наше городище. Еще раз оправдался железный и загадочный закон экспедиции: все, что происходит, должно делаться и делается для пользы экспедиции.

УЛИТКИ ПО-ТВАРДИЦКИ

Всю ночь шел теплый осенний дождь. К утру ветер разогнал тучи. Солнце отражалось в каплях, покрывавших листву. Было особенно свежо и радостно, как всегда после дождя. Однако, когда мы вышли из палаток, радость поубавилась. Невесть откуда появились и поползли по всем тропинкам, по траве, по ложбинкам, проделанным в песке водой, дождевые черви и улитки. Червей быстро расхватали утки, заглатывая их с радостным кряканьем. С утками состязались наши рыболовы, набивая червями старые консервные банки. Хуже было с улитками. Улитки ползли по земле, сваливались с веток, заползали повсюду. Светло-коричневые, со спирально закрученными раковинами, с четырьмя рожками, они ползли не спеша, постепенно покрывая всю территорию нашего экспедиционного лагеря. Шагу невозможно было ступить, чтобы не почувствовать что-то скользкое под ногой и не услышать треск лопающейся раковины. Просто хоть не выходи из палатки. Это было тем более обидно, что день-то выдался отменный, да еще воскресный, у каждого накопилось вдоволь дел по лагерю. Однако из-за проклятых улиток настроение у всех испортилось. Спокойный и рассудительный Саня, отличающийся положительными знаниями по всем вопросам, благодушно объяснил нам:

— Этот вид брюхоногих моллюсков называется хеликс поматия, или, в просторечье, виноградные улитки. Вообще же брюхоногих моллюсков, или улиток, на земле и в воде насчитывается свыше девяноста тысяч видов. Это нам еще повезло, что у нас нашествие маленьких виноградных улиток. А что, если бы это были улитки вида мегалотрактус пробосцидалис, каждая весом около пяти килограммов!

Георге, вначале прислушивавшийся с уважением к Сане, невольно наступив на очередную улитку, закричал:

— А, мама дракуле! Иди ты со своими трактусами знаешь куда?

Однако Саню не так-то легко было сбить с толка.

— Вот ты ругаешь бедных улиток, — рассудительно сказал он Георге, — сам же давишь и сам же ругаешь! А вот мой дедушка, самый уважаемый человек в Твардице, так готовил этих улиток, что люди до сих пор с благодарностью его вспоминают. Он их жарил и угощал всех друзей. А запивали их красным сухим вином. Я до сих пор помню, как они благоухали и таяли во рту. Знаешь, дедушка уже за два часа до смерти, совсем ослабевший, попросил, чтобы я поджарил ему улиток. Это было его последним желанием, и я выполнил это желание.