Возвращение - [16]

Работа завершена, теперь он перевязывает картины веревкой — это весьма солидная ноша, если принять во внимание, что ее придется тащить через весь город, но машины у него нет. Такова жизнь художника.

Когда Леопольд переодевается, чтобы ехать в город, он снова испытывает волнение. Предстартовая лихорадка? Пожалуй, это весьма меткое определение, и хотя перед публикой предстанут картины, творец их должен будет все муки принять на себя. Такова жизнь художника. А за окном восхитительный весенний день.

Войдя в электричку, Леопольд прислоняет картины к спинке передней скамейки, переводит дух и обводит взглядом вагон. Днем пассажиров мало, почти все погружены в чтение. Электричка основное средство связи обитателей пригорода с городом, и поездку можно было бы рассматривать как возможность расслабиться или как вынужденное состояние бездействия. Но люди не умеют бездействовать, то и дело достают кто книжку, кто газету. Леопольд заметил, что подчас человек, держащий в руке книгу, в течение двадцати минут и страницы не перевернет, он погружен в свои мысли, смотрит в окно, и книга лежит у него на коленях скорее для самоуспокоения — все-таки я что-то делаю и не теряю времени попусту. Дурацкая видимость деятельности вместо того, чтобы наслаждаться спокойными минутами, когда можно в свое удовольствие поразмышлять, оценивающе взглянуть на события прошедшего дня.

На конечной остановке Леопольд пропускает пассажиров вперед, чтобы со своей ношей не путаться у них под ногами, многие уже повскакали с мест и теперь толпятся в дверях, лишь некоторые, кому ежедневная езда изрядно надоела, спокойно ждут, покамест поезд не остановится и проход не освободится. Спешащий, вечно суетящийся и деятельный человек, думает Леопольд и ловит взгляд мужчины в клетчатом пиджаке, с любопытством устремленный на картины, затем мужчина переводит взгляд на Леопольда, скользит по нему сверху вниз или снизу вверх, после чего на его лице появляется прежнее выражение полного равнодушия, характерное для горожанина.

Шагая с картинами по направлению к центру, Леопольд вновь и вновь ловит на себе такие же любопытные взгляды и догадывается, чем они вызваны: гляди, вот идет художник, интересно, кто это. В следующую минуту их внимание привлекает что-то другое, и они забывают о нем. Но минутный интерес был. И вообще, пожалуй, нет другого такого поля деятельности, где б о творце было создано столько легенд, сколько о художниках. Это заслуга писателей, использующих благодарный материал, которым можно вызвать слезы на глазах у сентиментального читателя. Сколько такому художнику приходится вынести!.. Подумать только, ведь лишь после смерти к нему приходит признание. Пишут, разумеется, только о крупных художниках, но лучики славы падают на всех. Он, Леопольд, вероятно, довольно-таки заурядный человек, он погряз в прозаических буднях, но он пишет картины. Если б когда-нибудь он стал знаменит, то и его произведения обрели бы после смерти иное значение, точнее говоря, значительность. Еда, питье, сон — все было бы окружено вдохновением и волшебным сиянием. А до тех пор приходится тащить свои картины через весь город. Впереди он замечает еще одного художника. Подняв картину над головой, он несет ее на согнутых руках. Интересно, кто это, думает Леопольд.

Довольно сложно найти определение, которое наиболее точно охарактеризовало бы сегодня Дом художника, возможно, уместнее всего сравнить его с муравейником, куда муравьи тащат хвою. Здесь час-другой стоит тишина, затем, с картинами под мышкой, входят те, кто пришли первыми, тихонько ставят у стены картины, записывают свои данные в приемный лист и уходят; в полдень же к зданию начинают подъезжать машины, в залы вносят скульптуры, из фургонов выгружают огромные полотна, здание кишит людьми: все разговаривают, оценивающе разглядывают картины, один, положив на пол тюбики с краской, что-то еще подправляет, другой прикрепляет к картине табличку: осторожно, свежая краска! Он закончил работу ночью, измучен, лицо серое; какой-то художник входит, неся большую картину, его окружают, смотрят, как он вынимает ее из бумаги, лишь на четверть прикрывающую полотно; мужчина неуклюж, с красным лицом, он смущенно и виновато улыбается, ему хочется всех послать подальше, но он знает, что такого права у него нет, поскольку так и так его работу увидят вскоре все, кто пожелает; повозившись еще немного, он прислоняет картину лицом к стене, но кто-то уже схватился за раму, чтобы поставить ее как надо, художнику нечего больше сказать, и он спешит заполнить приемный лист; картина выставлена на обозрение публики, и первые посетители дают ей оценку. Однако далеко не все так стеснительны, иные с вызовом ставят свои работы так, чтобы они были на виду, с деланным спокойствием прогуливаются перед ними, отходят и смотрят на расстоянии, меняют картины местами, дабы они лучше гармонировали друг с другом, хотя это напрасное занятие, ибо те, кто оформляет выставку, все равно установят их позже по собственному усмотрению. Все оживлены, находятся в каком-то странном упоении, такое впечатление, будто это настроение передалось и картинам, они стали иными, таинственными — они впервые покинули стены ателье и словно знают об этом.