Возвращение великого воеводы - [46]

Никифор осушил чашу и опустился на свое место, а пирующие еще долго не могли успокоиться, вопя на все лады:

– Константинос Мегалион Деметреос! Константинос Мегалион!

Боброк ткнул в бок великого воеводу.

– Ах, лицемерный, двоедушный грек! – забубнил он ему в ухо. – Ты смотри, в какую сторону он вывез! Великий князь явился сюда, чтобы наказать своего холопа Мишку Тверского, вздумавшего претендовать на первенство, и вернуть все на круги своя. А этот хитрован представил дело так, якобы великому князю и царю еще титула ромейского базилевса не хватает, и он явился сюда именно за этим. Чтобы основать новый Ром и вновь возвысить Ромею!

«Ах черт, – думал в этот самый момент Сашка, почти не слушая, что ему говорит Боброк, – а ведь и вправду Стамбул-Константинополь стоит на берегах залива Золотой Рог. Это что же получается? Опять я нарушил этот самый континуум? Не было никакого ни Константинополя, ни Константина. Стоило мне влезть – и вот тебе новый Рим – Константинополь, и вот тебе и Константин образовался! Черт! А ведь еще Вещая Гота мне предсказала, что стану я основателем двух Римов. Один, положим, Москва. А второй, получается, Константинополь?! Жесть!» Делая вид, что слушает Боброка, он кивал головой, а, уловив последнюю фразу, возмущенно среагировал на нее:

– Ну это уж дудки! Много было таких охотников – возвышаться на русской крови.

– А ты посмотри, – продолжал шептать ему в ухо Боброк, – Дмитрию-то слова эти по душе пришлись. Теперь как бы этот Никифор его главным любимчиком и советчиком не заделался.

– Сегодня же, не успеет пир закончиться, я отправлю его с глаз долой, – успокоил его Сашка. – Завтра туркские племенные вожди начнут съезжаться. А им с Никифором лучше не пересекаться.

Стемнело. По всему лагерю зажглись факелы, освещая пиршественные столы. Уже вовсю наяривали музыканты, развлекая пирующих, а кое-кто, основательно нагрузившись местным кислым вином, уже отплясывал, выкидывая заковыристые коленца. Расстроенный Боброк пил мало, постоянно кидая ревнивые взгляды на деспота, с которым много и с великой охотой беседовал Дмитрий. Время от времени Боброк принимался шептать Сашке на ухо, изливая потоки словесной желчи на льстивого Никифора. Сашке до того это надоело, что стоило ему только заметить Безуглого, как он тотчас же поманил его пальцем.

– Гаврила Иванович, делай что хочешь, но убери Никифора. Пусть отправляется домой, – шепнул он ему.

Поднявшись в очередной раз по нужде, деспот уже за стол не вернулся. Боброк заметно повеселел, зато Дмитрий как-то потерял интерес к происходящему. И после отъезда деспота задержался за пиршественным столом на час, не более.

– Ну, молодец, Тимофей Васильевич, – с благодарностью сказал Сашке Боброк при расставании. – Сказал – сделал. Ловко ты этого Никифора…

– Да что уж там… – Сашка махнул рукой. – Вот с турками еще решим вопрос, а там, думаю, и войне конец. Можно будет домой отправляться.

– С завтрашнего утра лучники начнут к стрелам письма крепить и в город забрасывать, – заверил Сашку Боброк. – Лично позабочусь. Пусть и в Еросалиме узнают, что от Михаила все отреклись.

Стоило великому князю вместе со своей свитой покинуть лагерь, как Сашка отдал распоряжение Адашу закруглять пиршество, а чтобы подвыпившие гости не особенно сопротивлялись, велел загрузить им с собой несъеденный провиант.

Важный и длинный день подошел к концу, и великому воеводе сейчас хотелось только одного – побыстрее оказаться в своей походной постели. Но на сегодня, видимо, еще не вся программа была выполнена до конца. Сашка уже улегся, когда в шатер к нему заглянул Безуглый.

– Извини, Тимофей Васильевич, но дело срочное…

– До завтра не ждет?

Безуглый пожал плечами.

– Лучше сегодня…

– Давай, что там? – У Сашки кольнуло в сердце. «Может, это и есть то самое, что заставляло меня тревожиться?»

– Пришел один грек, говорит, что знает, как в Еросалим скрытно проникнуть.

– Задержи его, завтра будем разбираться. – Великий воевода махнул рукой – пошел, мол, – повернулся на бок и, натянув на себя прохладную шелковую пелену, тут же заснул.

Грек этот, говоря по-современному, оказался дворцовым сантехником. То ли его действительно обидели во дворце, прогнав со столь «престижной» работы, то ли он, прослышав о том, что русские готовы платить даже за такую чепуху, как формальный акт принесения присяги, решил подзаработать, то ли его специально подослали, чтобы заманить великого воеводу в заранее подстроенную ловушку, но факт остается фактом – бывший дворцовый «сантехник» заявил, что знает, в каком месте на берег моря выходит канализационный коллектор, и за сто золотых берется провести русских прямо во дворец базилевса.

Посмотрев поутру на этого чернявого мужичка с плутоватыми, постоянно бегающими глазами и выслушав его предложение, Сашка спросил у Безуглого:

– Что сам думаешь по этому поводу, Гаврила Иванович? Ловушка?

Вид у Безуглого был помятый, глаза красные. Не знай великий воевода своего советчика столь хорошо, подумал бы, что тот всю ночь пьянствовал. Но не пристрастие к вину лишило отставного дьяка сна прошедшей ночью, а то самое предложение дворцового «сантехника».