Возвращение великого воеводы - [47]

– Больше всего, конечно, похоже на ловушку. Причем ловушку не ромейскую, а этих… дьявольских слуг или, как ты их называешь, рыбасоидов. Базилевс Михаил, даже если и наслышан о тебе… Зачем ты ему? Ничто вас не связывает. Схватить тебя и построить на этом какую-то игру с Дмитрием? Я уж ночью прикидывал и так и эдак… Нет. Если это ловушка, то не Михаил ее устраивает. А кто? Остаются «рыбасоиды». Очень даже на них похоже. И самое главное, на чем строится весь расчет… Они тебя, государь, уже изучили. Они знают, что людей туда одних ты не пошлешь, а обязательно сам полезешь. Ведь полезешь?

– Полезу. – Сашка кивнул, подтверждая предположение Безуглого.

– Ну вот. Можно, конечно, туда сотню-другую отправить… Но, если там ловушка… Сам понимаешь, государь.

– Нет. – Даже предложив себя рыбасоидам в качестве «живца», Сашка вовсе не собирался становиться жертвенным бараном. Позволить подозрительному проводнику затащить себя в осажденную крепость, битком набитую вражескими солдатами… – Знаешь что, Гаврила Иванович… Гони ты этого грека. Войну мы и так вскорости закончим. Вон, сегодня-завтра все туркские вожди у нас соберутся. А с «рыбасоидами» мы лучше дома разбираться будем. Тем более что их «окно» у нас там под боком.

На этом вроде бы и закончилась история с дворцовым «сантехником». Весь этот день и первая половина следующего ушли у Сашки на подготовку встречи великого князя с туркскими племенными вождями. И вновь, как и в случае с греками, рядом с укрепленным лагерем великого воеводы вырос еще один, на этот раз – туркский.

Каждый из туркских вождей и сам был вооружен до зубов, и охрану из своих обвешанных саблями и кинжалами соплеменников имел немалую. Глядя на эту воинственную толпу, Адаш даже распорядился удвоить караулы в лагере, и всем свободным от хозяйственных работ воинам не снимать с себя оружия. Сашка же, наоборот, как-то сразу проникся доверием к этим на первый взгляд диковатым, но, как оказалось, бесхитростным людям.

Первый же турок, с которым встретился Сашка, оказался одним из самых уважаемых и влиятельных вождей. С виду – чистый ваххабит. Но стоило Сашке увидеть его улыбку и светящиеся благорасположенностью карие глаза, как он почувствовал симпатию к этому человеку. Показалось, что такой, если уж он даст присягу, то до самой смерти ей не изменит.

Турок поклонился в ноги великому воеводе и что-то сказал.

– Приветствует тебя, великий воевода, – перевел Безуглый. – Имя его – Волкан. – Из следующей реплики турка Сашка разобрал только одно знакомое слово – «Голгофа». Улыбчивый турок обернулся к Босфору и махнул рукой в сторону невысокой горы на азиатском берегу. – Говорит, что перед тем, как переправиться, ездил он на Голгофу поклониться святому месту, где был распят Исус[14]. Молился там за успех царя нашего.

Упоминание Голгофы, оказывается, находящейся у него под самым носом, хоть и удивило Сашку, но он и виду не подал. В этой реальности он уже сделал для себя столько открытий, что еще одно погоду не меняло. Ну правильно, если здесь Иерусалим, то здесь же и Голгофа. Где ж ей еще быть?

Принятие присяги у турок было организовано так же, как и в предыдущем случае, с той лишь разницей, что не было среди турок такого человека, который мог бы встать впереди всех. Сначала все шло по утвержденному сценарию, но после произнесения слов присяги, Волкан встал с колен и, вместо того чтобы припасть к руке нового господина, обратился к нему с речью.

– Что он говорит? – обернувшись, спросил Сашка у Безуглого.

Тот, выслушав Волкана, вкратце перевел:

– Турки, вступая в прямое холопство к нашему государю, просят его стать не просто их господином, но и верховным туркским вождем над всеми племенами. А в ознаменование этого принять и носить имя султана Мурада.

Дмитрий, сидевший на кресле-«троне» на расстоянии вытянутой руки от Сашки, в этот момент, склонив голову вбок, тоже выслушивал своего переводчика. Дослушав до конца, кивнул головой, видимо, давая согласие. Потом, подняв правую руку в приветственном жесте, кивнул еще раз.

– Соизволяю, – громко произнес он.

Толпа турок тут же разразилась радостными воплями.

– Яшасын султан Мурад! Султан Мурад чок Яша![15]

Повернувшись к своим соплеменникам, Волкан поднял руки, призывая их успокоиться. Когда эмоциональный шквал несколько поутих, он вновь обернулся к великому князю и, почтительно поклонившись, произнес целую речь.

– Народ наш беден, ибо сидит на неплодородных землях, – вновь принялся переводить для Сашки Безуглый, – но к воинскому делу охоту и усердие имеет. А потому турки просят великого государя призвать их на те войны, какие будет угодно вести великому государю. И еще они всемилостивейше просят принять их всем народом в казаки[16], дабы они могли наилучшим образом нести свою ратную службу во славу великого государя.

Сашка поглядел на Дмитрия. У него на лице, после того как он выслушал перевод, появилась гримаса, свидетельствующая о некоем замешательстве, испытываемом им в эту минуту. На лицах же большей части ордынских темников, понимавших по-туркски без всякого переводчика, отразилась целая гамма эмоций: от недоумения до возмущения.