Возвращение в эмиграцию. Книга 2 - [143]

— А вы откуда приехали?

— Из Лисичанска, — был тихий ответ.

— Это ты и родом оттуда?

Девочка покачала головой.

— Да ты подойди, не бойся. Хочешь семечек?

Почти насильно в детскую ладошку всыпали крупные черные семечки. Грызть их девочка не решалась, и они потели в ее кулачке. Но она стала смелей, ей понравилось внимание взрослых женщин.

— Так откуда ж ты родом?

Вот далось им! Но на Украине так. Пока всю подноготную не выспросят, ни за что не успокоятся.

— Мы раньше в Крыму жили, а до этого в Брянске.

— В Брянске, значит, родилась, удовлетворенно кивнула тетка в косынке.

Девочка чуть слышно шепнула:

— Нет, я родилась в Париже.

Бабы и семечки грызть перестали. У одной на нижней губе так и осталась прилипшей половинка лушпайки, так называли здесь подсолнечную шелуху.

— Где? Где?

— В Париже, — сказала девочка.

— Так ты немка!

Девочка испуганно затрясла головой.

— Нет, я русская, просто мы во Франции жили.

Этого бабоньки с Красной Горки пережить не могли.

— А звать тебя как?

— Ника.

Бабы зашептались. Чертовщина какая-то с этой глазастой. Париж… Ника… Чушь, чушь! На Красной Горке, в центре вселенной, и вдруг из Парижа.

— Да ты врешь, наверное, — догадалась одна.

А другая, толстая тетка, спросила:

— Что это за имя такое, Ника?

— Нет, полностью меня зовут Виктория.

— А-а, — облегченно вздохнула толстуха, — если Виктория, значит, Вита. А то — Ника! Собачья кличка какая-то.

— Мне так больше нравится, — прошептала девочка и робко спросила, — я пойду?

— Иди, — разрешили бабы и долго недружелюбно смотрели вслед, будто от них отходило привидение, растворялось в сумерках. Ну и квартирантов взяла себе Тася!

Дома Ника рассказала о разговоре с женщинами. Наталья Александровна досадливо всплеснула руками.

— Кто тебя просил? Ну, кто тебя просил рассказывать про Париж!

— А что я должна была сказать? Что? Со слезой в голосе вскричала Ника.

Разговор с женщинами там, на улице, как-то утомил ее. А Наталья Александровна не нашла ответа. И правда, что Ника должна была сказать? Что?

На другой день, утром, Наталья Александровна дала Нике небольшой синий кувшин и попросила сходить на колонку за водой. Ника вышла со двора, прошла метров двадцать по улице. У колонки никого не было. Она подставила кувшин под кран, открыла его и стала смотреть, как льется тонкая, свернутая спиралькой, струя воды.

Кувшин наполнился, Ника взялась за ручку и легко пошла к дому. Из кувшина выплескивались и попадали на ее ноги, обутые в сандалии, капельки холодной воды. Но это было даже приятно.

Ноша не особенно тяжела, утро прелестное, несносная духота еще не навалилась. Тревожила появившаяся на другом конце коротенькой улицы стайка незнакомых детей, но заветный проулок был уже близко. Ника сама не знала, отчего ее испугало появление детей примерно ее возраста, трех мальчиков и одной девочки. При виде Ники они встрепенулись и побежали к ней. Ника заторопилась и сильно плеснула себе на ноги.

— Эй, Ника-Вика-чечевика! Стой!

Но спасительный поворот был уже близко.

— Немка! Немка! — запрыгали, посреди улицы мальчишки и стали бросаться галькой, во множестве рассыпанной на дороге. Один такой голыш попал по кувшину, звонко щелкнул по синей эмали.

Ника свернула в узкий проход, ведущий к дому. По обе стороны его росли раскидистые, неухоженные кусты дикой смородины. В другое время Ника любила раздвинуть ветки и сорвать несколько кислых ягод. Но сегодня она на них даже не посмотрела, и завернула во двор.

Во дворе стоял большой, чисто выбеленный дом. Он смотрел окнами на запад и имел два входа. Другой, захудалый, вросший в землю домик, называемый на юге времянкой, располагался поодаль, и имел всего два подслеповатых окна с одинарными рамами. Одно из них выходило в проулок с кустами смородины, другое смотрело во двор. Это и было новое пристанище семейства Улановых. Покрашенная противной коричневой краской дверь запиралась изнутри на крюк, снаружи, когда все уходили, вешался замок. За двором и за домом смотрела баба Маня.

Баба Маня с трудом переваливалась на отечных, разбитых ногах, выходила во двор редко, смотрела за больной внучкой. Всякий раз, проходя к себе, Ника видела в оконце расплывшееся лицо, обрамленное седыми волосами. Кивала, здороваясь, а старушка дружелюбно махала рукой и, успокоенная, опускала занавеску.

Жизнь в Мелитополе началась суматошно. На первые дни остановились у Василия Степановича. Как оказалось, в Мелитополь тот переехал не на пустое место, а к брату. В его просторный собственный дом. Два дня оставляли Нику на попечение жены Василия Степановича. Наталья Александровна искала квартиру, Сергей Николаевич работу. Обещанная грандиозная стройка еще не началась, пришлось довольствоваться ремонтом в новом корпусе пединститута. А частная квартира отыскалась довольно быстро.

Переехали, стали обживаться на новом месте. В первый же вечер, еще не успев толком разобрать все вещи, Наталья Александровна написала несколько коротких писем с указанием нового адреса. Больше всего ее беспокоила прервавшаяся переписка с Ниной Понаровской. Из Лисичанска отправила, уже сама не помнила, сколько обстоятельных, длинных посланий, и не получила ни словечка в ответ. Но на этот раз он пришел довольно скоро, через неделю.