Возвращение - [2]

Шрифт
Интервал

Jupp shakes his head, resigned and pitying.Юпп философски, с сознанием собственного достоинства, покачивает головой.
We sit on in silence a while, side by side to warm ourselves.Некоторое время мы сидим молча, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться.
The night is wet and cold, clouds are driving overhead, and it rains off and on.Ночь сырая и холодная, несутся тучи, и порой начинает накрапывать.
Then we take up the waterproof on which we are sitting and, while the rain lasts hang it over pur heads.Тогда мы вытаскиваем из-под себя плащ-палатки, которые служат нам обычно подстилкой, и укрываемся ими с головой.
Along the skyline are the flashes of gun-fire.Горизонт светлеет от вспышек артиллерийского огня.
One feels that over there must be a region a little less cold, it looks so cosy.Свет радует глаз, и кажется, там не так холодно, как здесь.
Like gaily coloured and silver flowers the flares spring up above the lightning flashes of the artillery.Над орудийными зарницами взвиваются ракеты, рассыпаясь пестрыми и серебряными цветами.
Big and red the moon swims in the wet air over the ruins of a farm.Огромная красная луна плывет в тумане над развалинами фермы.
"Think we're going home?" whispers Jupp.- Это правда, что нас отпустят по домам? - шепчет Юпп. - Как ты думаешь?
I shrug my shoulders.Я пожимаю плечами: -Не знаю.
"The rumour is -- "Говорят...
Jupp sighs aloud.Юпп громко вздыхает:
"A warm room and a sofa, and going out of nights-can you picture it still?"- Теплая комната, диван, а вечерком выходишь погулять... Просто и не верится, что такое бывает. Верно, а?
"I tried on my civvies last time I was on leave," I say meditatively, "but they're ever so much too small for me now-I'll have to get new things."- Когда я в последний раз был в отпуске, я примерял свой штатский костюм, - задумчиво говорю я. - Я из него здорово вырос. Придется все шить заново.
How marvellous that all sounds here-civvies, a sofa, the evening-but it brings strange thoughts too-like black coffee, when sometimes it tastes too much of the tin and rust of the dixie, and one coughs it up again, hot and choking.Как чудно звучат здесь слова: штатский костюм, диван, вечер... Странные мысли приходят в голову... Точно черный кофе, который подчас слишком уж сильно отдает жестью и ржавчиной; ты пьешь его, и давишься, и тебя тут же рвет горячим.
Jupp is picking his nose absently.Юпп мечтательно ковыряет в носу:
"Shop windows-and caf?s-and women-oh, boy!"-Нет, ты подумай только: витрины... кафе... женщины...
"Ach, man, you just be thankful you're back here out of the shit for a bit," I say, and blow into my frozen hands.- Эх, парень, выберись сначала из этого дерьма, и то хорошо будет, - говорю я и дышу на озябшие руки.
"That's true."- Твоя правда.
Jupp draws the waterproof up over his thin, bent shoulders.Юпп натягивает плащ-палатку на худые искривленные плечи:
"What'll you do when you get out of this?"-Ты что собираешься делать, когда вернешься?
I laugh.Я смеюсь:
"I?- Я-то?
I'll have to go back to school again, I suppose.Придется, пожалуй, снова поступить в школу.
Willy and Albert and I-and even Ludwig over there, too," I say, pointing back to where someone is lying before a dugout entrance, under two greatcoats.И мне, и Вилли, и Альберту, и даже вон тому, Людвигу. И я показываю головой назад, где перед разбитым блиндажом лежит под двумя шинелями темная фигура.
"Good Lord!-Вот черт!
But you won't do that, surely?" exclaims Jupp.Но вы, конечно, плюнете на это дело? - говорит Юпп.
"I don't know.- Почем я знаю?
Probably have to," I reply, and feel furious, without knowing why.Может, и нельзя будет плюнуть, - отвечаю я и, сам не понимаю отчего, начинаю злиться.
There is a movement under the greatcoats.Человек под шинелями шевелится.
A pale, thin face lifts up and groans softly.Показывается бледное худое лицо; больной тихо стонет.
It is my schoolmate, Lieutenant Ludwig Breyer, our platoon commander.Это мой школьный товарищ, лейтенант Людвиг Брайер, командир нашего взвода.
He has had diarrhoea for weeks-it is dysentery, of course, but he does not want to go back into hospital.Вот уж несколько недель, как он страдает кровавым поносом. У него безусловно дизентерия, но в лазарет Людвиг ни за что не хочет.
He would sooner stay here with us, for we are all waiting now in hopes of peace; then we shall be able to take him back with us at once- The hospitals are all full to overflowing, no one is properly looked after there, and once a man lies down on it, he is only so much nearer to being dead.Он предпочитает оставаться с нами, так как мы с минуты на минуту ждем заключения мира, и тогда мы без всякой канители возьмем Людвига с собой. Лазареты переполнены, на больных никто по-настоящему не обращает внимания, и попасть на такую койку - значит, сразу же оказаться одной ногой в могиле.
Men die all around one. It gets on a fellow's nerves, alone there among it all, and before he knows where he is he has made another himself.-Max Weil, our stretcher bearer, has given Breyer a sort of fluid plaster to eat, so as to cement up his bowels and stay him for a bit.

Еще от автора Эрих Мария Ремарк
Жизнь взаймы

«Жизнь взаймы» — это жизнь, которую герои отвоевывают у смерти. Когда терять уже нечего, когда один стоит на краю гибели, так эту жизнь и не узнав, а другому эта треклятая жизнь стала невыносима. И как всегда у Ремарка, только любовь и дружба остаются незыблемыми. Только в них можно найти точку опоры. По роману «Жизнь взаймы» был снят фильм с легендарным Аль Пачино.


Черный обелиск

Роман известного немецкого писателя Э. М. Ремарка (1898–1970) повествует, как политический и экономический кризис конца 20-х годов в Германии, где только нарождается фашизм, ломает судьбы людей.


Три товарища

Антифашизм и пацифизм, социальная критика с абстрактно-гуманистических позиций и неосуществимое стремление «потерянного поколения», разочаровавшегося в буржуазных ценностях, найти опору в дружбе, фронтовом товариществе или любви запечатлена в романе «Три товарища».Самый красивый в XX столетии роман о любви…Самый увлекательный в XX столетии роман о дружбе…Самый трагический и пронзительный роман о человеческих отношениях за всю историю XX столетия.


Тени в раю

Они вошли в американский рай, как тени. Люди, обожженные огнем Второй мировой. Беглецы со всех концов Европы, утратившие прошлое.Невротичная красавица-манекенщица и циничный, крепко пьющий писатель. Дурочка-актриса и гениальный хирург. Отчаявшийся герой Сопротивления и щемяще-оптимистичный бизнесмен. Что может быть общего у столь разных людей? Хрупкость нелепого эмигрантского бытия. И святая надежда когда-нибудь вернуться домой…


Триумфальная арка

Роман «Триумфальная арка» написан известным немецким писателем Э. М. Ремарком (1898–1970). Автор рассказывает о трагической судьбе талантливого немецкого хирурга, бежавшего из фашистской Германии от преследований нацистов. Ремарк с большим искусством анализирует сложный духовный мир героя. В этом романе с огромной силой звучит тема борьбы с фашизмом, но это борьба одиночки, а не организованное политическое движение.


На Западном фронте без перемен

В романе «На Западном фронте без перемен», одном из самых характерных произведений литературы «потерянного поколения», Ремарк изобразил фронтовые будни, сохранившие солдатам лишь элементарные формы солидарности, сплачивающей их перед лицом смерти.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.