Возвращение на Сааремаа - [7]

- Согревай руки над огнем и двигайся, двигайся! - приказал Харламов, выползая из палатки набить снегом чайник. - Подзаправимся и будем дрыхнуть. Сэкономили на дороге...

Вскоре он вернулся, плотно заделал вход, сбросил с треноги нагретые жестянки, поставил чайник, зажег еще одну крупную - в четверть ладони - таблетку. В палатке посветлело и, похоже, потеплело. Надо было связаться с заставой, доложить о прибытии, но решил сделать это попозже, когда поужинают, а то чего доброго прикажут: раньше пришли, раньше и снимайтесь.

Сухой паек следовало поделить пополам: на сегодня и оставить на утро для «подзаправки» в обратный путь. Полбанки теплой каши не насытило, а только разожгло аппетит, возбудило дикий голод. Чтобы спалось спокойно, решили съесть всё, а завтра обойтись хлебом с чаем.

Проснулись от завывания ветра и жесткого снежного шороха по брезенту. Поняли: плохи дела. При таком ветре ледовый панцирь может давать подвижки, образуя трещины. Без разрешения выходить в темное время категорически запрещалось. «Сел» на эфир, но рация лишь шипела и потрескивала в полном безмолвии.

- Не умеешь, салага! - выхватил микрофон встревоженный Харламов, но и у него ничего не получалось. - Дрыхнут где-то, сволочи! Подождем...

Но и через полчаса, и через час «бандура» упорно безмолвствовала. Кричали в микрофон по очереди до хрипоты и все зря.

- Может, из-за снега не достает? Пойдем! По пути свяжемся, - решительно предложил Харламов. - Проскочим, ничего не случится...

- Подождем до утра...

- Была б жратва - можно и неделю ждать!..

- Может, сходить к морячкам, попробовать связаться че­рез их аппаратуру? И накормят - свои же, военные...

- У этих пидеров зимою снега не выпросишь, - скептиче­ски махнул рукой Харламов. - Сунулся как-то - хрен пока­зали да еще чуть не подстрелили...

Вскоре ветер вроде стал немного утихать. В самом деле, подумал, не надо терять время, черт знает, когда уляжется.

Начали путь легко, даже ветер дул от острова, в спину. Потом происходило обычное - закрутило со всех сторон, жесткий снег обжигал лицо, забивал глаза - трудно вешку усмотреть. А сбился с пути - пиши пропало: один из ста шансов добраться живыми.

Харламову показалось, что старший наряд ведет непра­вильно.

- Становись сзади! - распорядился раздраженно. - До­ведешь, салага...

Став ведущим, Харламов начал забирать все левее. Веш­ка не появлялась и через десять, и через двадцать минут, и через полчаса. Становилось все очевиднее: идут не туда. Харламов остановился, осмотрелся, молвил почти растерян­но:

- Хрен ее знает, куда запропастилась... - От бывшей са­моуверенности у него ничего не осталось.

- Иди за мной! - решительно развернулся он, Бакульчик, и, подсвечивая фонариком, пошел назад по еще не заметен­ному следу.

- Ты что, салага? - слабо возмутился Харламов.

- Иди и не путай! - почти приказал. - Пока совсем не запутались...

Харламов промолчал. Вскоре уже еле заметный след вы­вел к елочке, от которой уклонились влево. Развернувшись, взяли правее и вскоре вздохнули с облегчением: фонарик выхватил из тьмы заветную вешку. Харламову, чувствова­лось, трудно было успокоиться, что опростоволосился, шел в трех шагах сзади и срывал свою досаду матом и на погоде, и на пришибленном Мазурине, и на полковниках, генералах, выдумавших этот дурацкий наряд, морящих людей голодом. Ему, Бакульчику, тоже хотелось материться: какой идиот полезет сюда нарушать границу, каких шпионов, диверсан­тов можно поймать, если вся забота - не заблудиться! Но молчал, понимая: если и он начнет нервничать, суетиться, плохо кончится. Но вскоре начал терять уверенность: казалось, что взял то слишком влево, то слишком вправо, но когда выходил на долгожданную елочку, считал, что проста везет. Усталость валила с ног, болели глаза, иссеченное ле­дяной шрапнелью лицо казалось сплошной раной.

- Попробуй связаться... - устало бросил Харламов, стягивая с себя «бандуру».

Пока тот кричал в микрофон, матерился, кажется, успел вздремнуть: диво дивное, столько спал и не выспался! Свя­заться с заставой Харламову никак не удавалось.

- Видимо, испортилась. Пошли. Подай на плечи...

- Ладно, я сам возьму, - неожиданно заявил Харламов. - Ты уже едва ноги тянешь. И багор давай...

Не возражал - пускай попробует!

Без багра и «бандуры» поначалу показалось совсем легко. Сзади пыхтел, матерился Харламов. Вскоре предложил, показывая на багор:

- Давай бросим к чертовой матери!

- А ты уверен, что Мазурин не завернет искать?Харламов не сомневался: завернет, как позавчера с ходу завернул в темноту падающих от усталости ребят. Те хоть спрятали недалеко от берега, впотьмах не смогли найти на обратном пути, а тут черт знает, где находятся.

Понемногу занимался рассвет, и на душе светлело. Хар­ламов все чаще и чаще требовал привалов. «Бандуру» и ба­гор тащили по очереди. Усталость с рассветом сменилась неодолимой сонливостью. Впервые в жизни дремал на ходу, нагруженный, как ишак. «Бандура» водила из стороны в сторону, но шел и форменным образом спал. И вдруг - спо­ткнулся, рухнул, раздался треск. Дрему мгновенно как рукой сняло: сломал правую лыжу! Отлетел бы нос или кусок сза­ди, а то посредине, прямо под валенком!