Возвращение любви - [33]

А чего ей было думать о Петре, если он был рядом? Уезжал учиться — каждую неделю письма писал. Она все о себе рассказывала в своих посланиях, а он отвечал и так толково, словно беседовал. Он с нею был постоянно.

А потом что?

Потом она окончила школу. Петр должен был приехать в деревню. Он уже работал, окончив университет. У них была договоренность, что Елена поедет с ним в Питер и будет там учиться. Об этом знали родители. Все принимали, как должное.

Ей шел семнадцатый год. II однажды она подумала…

Елену бросило в жар, когда она вспомнила, как впервые пришло ей в голову, что не надо ехать с Петром. Чего она испугалась? Чего?

Того ли, что он зовет ее с собой, потому что у него есть определенные намерения? Вдруг предложит жениться — этого испугалась? Да нет, не этого.

Своей любви испугалась.

Она не раздумывала над тем, как относится к Петру, пока не пришла зрелость. И вдруг… Вот каков был ход ее мыслей: «Я уже взрослая. И не уродина. Придет время, и надо будет выйти замуж. Да, я никого видеть не хочу, кроме Петра. Но для него я навсегда останусь девчонкой, кузиной. Я недостойна его и буду несчастна рядом, потому что теперь его братской любви мне будет мало. Я буду ревновать его к другим женщинам, страдать… Нет и еще раз нет».

Тогда возникло решение бежать. Она раскрыла справочник на странице, где перечислялись педагогические институты. И выбрала Ярославль…

Елена уснула только под утро, и хорошо, что назавтра было воскресенье, а то проспала бы.

Утром она почувствовала себя спокойное, первое смятение прошло, вьюга улеглась. Помывшись и приведя себя в порядок, достала письмо, распечатала и осторожно извлекла из конверта сложенный вчетверо хрустящий лист. Отменная бумага!

На листе отменной бумаги четким почерком было написано:

«Любые мои слова могут быть некстати. Напиши о себе. Уже пора, кузина. Петр».

И все.

Долго сидела в кресле, уронив на колени руку с письмом, и отрешенно смотрела в пустоту.

Чего же она так боялась этого письма?

«Дура ты, дура! — с горькой усмешкой подумала она. — Ты боялась, что он позовет тебя. Ты этого боялась и очень хотела. Может быть, больше всего хотела. Получила по носу? Вот и ходи с гулей».

Она поднялась, не заметив, что выронила письмо, и пошла в кухню. Согрела чай, но пить не стала: почему-то расхотелось. В душе было пусто и тихо, как бывает в природе после яростной метели.

Что с нею было вчера и ночью? Что за блажь? Что за мысли? Петр напомнил о себе, как сделал бы любой порядочный человек. Он не искал утешительных слов. Зачем ему это? Он поступил, как всегда, очень разумно. Мол, не забыл о тебе, напоминаю, но пиши сама, если тебе это надо. А если не очень хочется, то и промолчи. Меня это вполне устроит.

Ах, какие мы дипломаты! Какие мы умницы!

Елене стало грустно, как бывало в детстве, когда не сбывались ее надежды, рушились планы. Стало неуютно в доме, и она собралась на улицу. Ехала в автобусе, потом бродила по городу. Ощущение пустоты в душе только усиливалось. И тогда она пошла в кино.

Народу в зале было мало. Шел какой-то американский боевик, кто-то стрелял, сталкивались машины, горели здания, вопили люди с искаженными лицами.

Что это? Зачем это ей?

Вышла из зала и остановилась. Что же случилось? Откуда это неодолимое желание расплакаться? Выплакать все накипевшие за долгие месяцы слезы! Но кто поймет, отчего она плачет?

Властно потянуло домой. Она почти бежала к автобусной остановке, ехала, мысленно погоняя автобус, который стоял, казалось, бесконечно долго и тащился мучительно медленно.

Дома села за письменный стол, вырвала из тетрадки лист и стала писать. Торопливо, то и дело сбиваясь, она писала о том, что испытывала с тех пор, как погиб Валерий, как страшно ей было жить, как проснулась она душой, как часто к ней приходит Ира и кто такой Зотов. Писала обо всем, что было в ее жизни, с единственным желанием, чтобы кто-то помог ей разобраться и подсказать, как быть. Она изливала на бумагу свои чувства с той детской доверчивостью, с какой делала это когда-то в разговорах с Петром.

Уже был вечер, когда она закончила.

Она смертельно устала. Страшно хотелось есть.

Написала обо всем, кроме одного момента. Не призналась, почему поехала в Ярославль и почему вышла за Валерия. Она еще себе опасалась признаться, что Валерий был тоже прибежищем. Еще неизвестно, как бы все сложилось, если бы не та трехмесячная разлука после первого знакомства. Она тогда убедила себя что может полюбить другого, и обрадовалась этому, как спасению.

Важно было и то, что Валерий многими своими чертами напоминал Петра. Был так же спокоен, уверен, терпелив и понятлив.

Пока не эта трагическая отставка, которая сломала его.

Елена чувствовала, что не отправит письмо, если будет медлить. Тут же собралась на почту, причем прихватила внушительных размеров бутерброд и жадно откусывала от него по дороге.

«Вот бы видел Петр, — думала про себя. — Идет этакая цаца и жует. Ну просто идеал женщины!»

Когда оформила заказное письмо и вышла на крыльцо почты, сделалось вдруг легко. Вспомнила давний случай и рассмеялась.

— Чего только в жизни не бывало! — произнесла она вслух и опасливо оглянулась: еще примут за сумасшедшую.