Возвращение любви - [31]

— За малым дело стало?

— Ага, за малым… Все и делается ради этой хозяйки — и большие заработки, и квартира, и обстановка.

— Вот уж счастливица! — притворно воскликнула Елена. — Посмотреть бы на нее хоть одним глазком.

— Смотри.

Лицо Елены было скрыто за волосами, которые она расчесывала медленными движениями. Ира не поленилась, поднялась, отвела волосы.

— Любуйся — говорю. Вот она.

Елена посмотрела на свое отражение. Ира отошла и опустилась на диван.

— Ох, Ленка! — вздохнула она. — Не упусти свое счастье. Валерку не вернешь, а жить надо. И жить надо хорошо. Зачем же природа дала тебе красоту? Она дала ее тебе, чтобы ты жила хорошо, в свое удовольствие. А Зотов для тебя сделает все. Уж ты мне поверь, я мужчин немножко знаю. Девяносто восемь процентов из них — эгоисты. Кроме себя, и любить-то никого не умеют. Но есть два процента, из-за которых я всех мужчин прощаю.

— Любишь ты порассуждать, — поднялась Елена. — Болтушка ты моя!

Она взяла у подруги фужер и выпила вино.

— Вот! — воскликнула Ира. — Вот ты вся такая?

— Какая же!

— Взяла чужое вино и выпила. И он такой — выпил чужую водку. Два сапога — пара. Он из тех, из двух процентов. Он тебя боготворит и потому осчастливит. Везет тебе, Ленка!

— Разболтались мы с тобой. — Елена нагнала на лицо озабоченность. — Не знаю, как у тебя, а у меня времени больше нет.

— Куда ты?

— В школу, милая. Это у тебя выходной.

— Ой, я и забыла. Провожу. Но ты-то хоть что-нибудь скажешь?

— Что я обязана говорить?

— Ну, насчет Дмитрия.

— Не подослал ли он тебя случайно в роли сватьи? — засмеялась Елена.

— Я все уладила бы, — сказала, поднимаясь с дивана, Ира. — Тебе и пальцем пошевелить бы не пришлось. Раз — и стала Зотовой.

Ира поняла, что переборщила. Не надо было называть фамилии. Это вызвало моментальную реакцию Елены, лицо омрачилось, приняло отчужденное выражение.

— Я не устала быть Угловой, — сказала она сухо и с каким-то вызовом.

Ира вскочила и начала лепетать, что она все прекрасно понимает, что она сглупила, но Елена уже не слушала ее, вытащила из кармана пальто ключи и многозначительно звякнула ими.

— Иду, — заторопилась Ира, все еще суетясь.

Почтовый ящик, сбитый из фанеры, висел у входной двери. Елена открыла дверцу и достала письмо. Глянула на обратный адрес: Санкт-Петербург. От неожиданности кольнуло сердце и легонько закружилась голова.

Любопытная Ира уже сунула свой курносый нос:

— От кого? Не от Зотова?

С усилием демонстрируя спокойствие, Елена сунула письмо в сумочку:

— Из дому.

— А-а, — разочарованно протянула Ира.

Они дошли до автобусной остановки, не обменявшись ни словом. Ира усиленно размышляла, видимо, о том, как ей развивать дальнейшие действия, а Елена находилась, надо признаться, в состоянии близком к растерянности.

С того прощального часа на причале прошло много времени. Она не забыла, как Петр сказал:

— Нужен буду — позови.

Или как-то иначе? Нет, кажется, все-таки, именно эти слова произнес он на прощание. Но дело было вовсе не в словах, а в том, как он всю жизнь смотрел на нее. Так смотрит отец или старший брат, которые в силу родства готовы помочь в любую минуту. Так же смотрит человек, который любит, но не той себялюбивой страстью, когда в глазах больше мольбы, самоуничижения, желания получить награду, а с тем величавым чувством, которое возвышает человека, обогащает его спокойствием и силой. Под таким взглядом чувствуешь себя беспомощной, растерянной и трусливой, словно перед тобою развертывается бездна или обрушивается высь. Так смотрит очень умный и все понимающий друг, который не станет тратить пустых слов, потому что ты в его власти. Вот именно — в его власти! Он твой властелин!

«Да что же это я? — думала в панике Елена. — Какой властелин? Это же Петр, милый, добрый Петр, который зовет меня «кузиной». Придумала, дурочка, что он влюблен в меня. Да кто я такая для него. Девчонка и всего-то… Больно нужна».

Но как она себя не обманывала, а взгляд Петра не выходил из памяти, словно продолжал убеждать ее: «Что ж ты, растерялась, маленькая? Что бы ни случилось в жизни, даже самое страшное, всегда помни — есть я, опора твоя и вера. Пока на свете есть я, ты не смеешь потерять веру и надежду, ты не можешь стать другой, отличной от той, которую я воспитал».

Когда Ира на своей остановке выскочила, а Елену автобус повез дальше, она тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сидевшая рядом женщина осторожно спросила:

— Вам плохо?

— Нет-нет, — торопливо ответила она.

— Простите, мне показалось, — улыбнулась женщина.

— Это я так…

На уроках несколько раз задумывалась, остановясь на полуслове. Потом шла по улице и оказалась в чужом районе, прошагав мимо остановки. На душе было смутно, будто там разыгралась вьюга и все затянуло снежной пеленой. Она даже не помнила, поужинала или нет.

А письмо все лежало в сумочке. Несколько раз доставала его, готовая прочесть, но снова бросала, оробев. Было такое чувство, что это письмо все перевернет в ее жизни.

«Хватит! — прикрикнула она на себя мысленно, сидя в кресле с книгой в руке. — Это нервы. Больше ничего, только нервы. Что перевернется в твоей жизни? Не внушай себе глупости».