Возвращение - [2]

Как бы то ни было, думал Той, но они на Земле. Под теми самыми эвкалиптами, где каждый раз они начинали свог первое утро. Утро первого дня от сотворения их мира. Утро первого дня сотворенного ими мира. Утро праздника Рош-а-шана[1].

— Может быть, когда человек не задумывается о смерти, — тихо, еще не открывая глаз, и как-то неуверенно спросила Лика, — тогда и получается, что он живет вечно?

— Не знаю. — Тихо ответил Той, глядя на закат. Он в эту минуту и сам думал о смерти. Думал о том, что произошло с ними. В его голове роились видения, душа была переполнена восторгом узнавания чего-то прежде немыслимого, а его ум подсказывал ему украденный, а стало быть, ложный ответ. И он нашептывал Тою слова о смерти, которые произнесла почему-то Лика.

Той думал о собственной смерти. Смерти, внушающей ему сейчас и страх, и ужас… Смерти, которая оказывается обратной стороной рождения. И если осознать, что их пребывание на «Гермесе» и было тем, что называется страшным словом «смерть», то возвращение из медитации являло собой ни что иное, как новое рождение. Осознанное рождение в знакомом, материальном мире.

— Лика, — спросил Той, — у меня есть задача. Домашнее задание. Поможешь?

— Охотно! — Согласилась Лика, открывая глаза и поудобнее усаживаясь на коленях у Тоя.

— Человек выходит из медитации и попадает в некую реальность, совершенно отличную от той, в которой он пребывал еще мгновение тому. Попадает в реальность, которая помнит о нем, знает его и каким-то образом взаимосвязана с ним, с этим человеком. Связана так же, как и та система, из которой он только что выпал. Выпал, как выпадал бессчетное число раз, выпадал неосознанно, а теперь, покинув лишь одну из множества собственных систем, вдруг осознал нечто. Понимаешь, Лика, человек только что покинул прежнюю систему координат.

— У меня такое же ощущение. — Согласилась Лика. — Ощущение того, что я выпала откуда-то.

— Мы, Лика, только что выпали из прежней, уже ставшей нам привычной системы, где действуют законы «Гермеса». А вот куда мы попали? Ощущение таково, что мы попали куда-то не туда.

— Что ты подразумеваешь, говоря «не туда»? Ты имеешь в виду, что мы не вернулись назад? Что мы не там, откуда отправились в эту медитацию? Ты думаешь, что мы там, куда нас сочли необходимым направить? — Лика слегка нервничала.

— Я не говорю о времени. — Той взял Лику за руки. — Мы с тобой постоянно попадаем в какое-то иное время, в котором так или иначе происходят одни и те же события, но исход их каждый раз — неожидан… Пожалуй, что здесь и теперь, он будет тоже совершенно иным…

— Скажи, — Той смотрел в глаза Лике, — как определить время, в котором ты присутствуешь? Понимаешь, ну, если часы и календарь на моем хронометре перемещаются только вместе со мною, а стало быть, по-прежнему неизменны в любой из моих координат, по каким таким приметам я могу распознать где я, кто я и, что со мной теперь происходит?

— Только обратясь к чувствам, — не раздумывая ответила Лика, чмокнув Тоя в нос. И тут же пояснила, — только чувства опишут тебе полную палитру. Палитру еще полную красок.

Палитру за мгновение до того, как пришло осознание гаммы. Той гаммы, в которой нота за нотой звучат миры любви и радости… Миры, которые ждали именно тебя. Ждали, что ты перенесешь свои знания о них в свою будущую картину.

И шаг за шагом, мазок за мазком ты становишься осознанней, и осознанно проживаешь свою жизнь. И только, как наблюдение за собственной жизнью все то, на что уходят краски твоей палитры, краски твоей души…

— Ух-ты! — Восхищенно воскликнул Той. — Ты-то сама поняла, что сейчас выдала?

Лика пожала плечами: — Да пожалуйста, я еще и не так могу. Я еще и крестом вышивать умею…

— Значит, говоришь чувства?

— Они, они родимые. — В Лику возвращалась жизненная сила и она, наполняясь ею, слегка паясничала.

Ей было немного неловко за прошлое. — Единственные и неповторимые свидетели — наши чувства.

— Прекрасно! — Воскликнул Той. — Вот тут-то прокол у Симона.

— Кто это? — Спросила Лика. — Один из твоих героев? Но ведь каждый из твоих героев — это и есть ты сам. Это не прокол твоего героя, это твой собственный прокол, милый. — Лика заговорила басом. — Сознайся самому себе. Вы оба, ты и твой герой, забыли, что путь у каждого свой. Собственный. Что строем к Богу не приходят. А вы погрузились в книжные знания. В философию. И оба не знаете, что эти знания отличны от знаний чувств.

То, чем ты занимался, не что иное, как суеверие. Твой ум порождал его. Твой ум порождал твои заблуждения и питал ими твоих героев. Симон — это не что иное, как порождение твоего ума.

Не расстраивайся. Ты для Симона — такой же инструмент, каковым он являлся для тебя. Суеверие коварно. Оно позволило вам утверждать очень многое из того, о чем ни вы, ни само суеверие, понятия не имеете. Это и есть те самые плоды с древа познания, которыми вы с жадностью стали забивать свои головы. Да, когда появляется некто и говорит, что он знает нечто, искушение узнать то же самое, велико. А этот некто настаивает: — «Я познал и вот оно мое знание. Оно может стать твоим. Возьми плод, он созрел. Он красив и вкусен, этот плод моих раздумий. Вкуси плод моих размышлений и ты познаешь все сам». Змей.