Возвращение к легенде - [39]

Командиры снова склонились над картой. Но все было ясно и так. Обойти этот город нельзя ни с севера, ни с юга. Дорога на север, к Житомиру, перерезана немецкой танковой группой — об этом сообщили все еще прикрывающие дивизию с фланга остатки погранотряда. На юге, у Жмеринки, немцы тоже вбили мощный танковый клин, который может задержать лишь естественный рубеж — река Южный Буг, и то, если сосед справа при отступлении успел взорвать мосты… Остается одно — пробиваться здесь, у Винницы. Снегов с Опякиным переглянулись, поняли друг друга без слов. Тактика должна быть прежняя, уже проверенная: стремительный штурм с захватом переправочных средств.

Полковник Опякин приказал командиру разведбата смять вражеское охранение. По большаку проскрипели гусеницы — это прошли вперед три маленьких танка. При свете луны их исцарапанная броня искрилась…

О начале боя догадались сразу, по первым же взрывам. Била артиллерия, пытаясь преградить путь. Но танки прорвались. Вернулся на трофейном мотоцикле связной, доложил, что первый мост через Буг взят. Тогда Опякин двинул пехоту.

Уже светало. В розовой от солнца пыли промчался на лошади майор Хмельницкий, невысокий, плотный, в распахнутой черной кожаной куртке. Он на рысях взлетел на холм, откуда был виден город с двумя мостами, соскочил с седла, отдал ординарцу лошадь и скрылся в траншее НП. «Этот сейчас даст им пить!» — сказал, не отрываясь от бинокля, Харитонов. Ильин кивнул головой, хотя видел командира 197 сп только мельком, на совещании. Но Харитонов не стал бы хвалить человека зря.

Немецкая артиллерия свирепствовала вовсю, била фугасными и осколочными снарядами, стараясь прижать пехоту к земле и отрезать ее от ворвавшихся в город танков. Однако наступление развивалось. Хмельницкий ракетами поднимал роту за ротой и бросал их в узкое горло прорыва. Сквозь дым, окутавший НП, Ильин увидел майора. Командир полка вскочил на лошадь и умчался по направлению к городу. «Пора и нам», — сказал Харитонов, пригласив Ильина в машину. Он словно знал, что теперь путь свободен.

Так оно и было. За эти несколько часов наши танки успели занять и второй мост через Буг. Тут им на помощь подошла пехота. Хмельницкий поставил задачу: очистить от противника прилегающие к мостам улицы и пройти дальше, пробить коридор для штабов и обозов. Неудержимой атакой — где огнем, а где и штыками — бойцы прочищали квартал за кварталом. Следом за ними, почти впритык, двигались остальные. По булыжной мостовой неслись, разбрызгивая пену, осатанелые лошади, грохотали повозки… Бой шел уже где-то рядом, на флангах. А здесь, в центре города, лишь свистели осколки, падавшие с неба, как град. За треснувшим стеклом машины мелькали тополя и акации с кружившейся вихрем листвой, разбитые витрины магазинов, горящие ларьки и чьи-то трупы на тротуарах…

Это был первый бой, в котором Ильин увидел грозный почерк девяносто девятой.

На Восточном берегу Буга дивизию ожидали новые испытания. Немецкие танки снова были справа, вероятно, «соседям» Снегова и Опякина так и не удалось взорвать мосты. Пока танки шли параллельно дивизии.

Снегов снова связался со штабом фронта. В рации что-то шипело и трещало, генерал с трудом уловил приказ: выйти на участок железной дороги Умань — Тальное, не дать противнику эту важную линию, которая питает чуть ли не две наши армии… И еще, уже в конце, генералу, как всегда что-то пообещали. «Что?» — переспросил он. Ему ответили: «Следите за сообщениями!» Он только пожал плечами.

Перед ними по-прежнему лежал фронт, похожий на слоеный пирог. Или, еще точнее, на минное поле, где каждый неверный шаг в сторону — смерть. За спиной у дивизии осталось уже семьсот километров пути, тысячи трупов… А что ожидало ее впереди? Новые окружения и новые прорывы, гибель товарищей, изнуряющий марш — почти без отдыха, а зачастую и без еды. Сколько же можно идти и идти? Но первым падает тот, кто оглядывается назад и считает пройденные ступени. Надо было смотреть только вперед. И идти. И пробиваться сквозь эти железные, сочащиеся смертью слои.

Начальник политотдела ходил вместе с пехотинцами Хмельницкого в атаку под Дашевом, учился прокладывать путь штыком, не забывая, однако, что он комиссар, политический руководитель. Подбадривая других, он подбадривал и себя, ведь ему было уже за сорок.

О своих подвигах он не пишет. Пишет, что воевал, «как и все». Как все в девяносто девятой!

День за днем дивизия приближалась к дели. А каждый день — это бой. Об одних боях Ильин пишет бегло, в двух-трех словах, о других подробнее…

«Особенно мне запомнился бой за село Краснополка, что севернее Умани. Он начался рано утром. Я находился в роте пограничников, имевшей задачу обойти слева противника, занимавшего это село. Мы по лощине вышли к водяной мельнице, расположенной на окраине Краснополки. Надо было проскочить по мельничной плотине, которую немцы держали под огнем ручных пулеметов. Пограничники бесстрашно бросились вперед. По узкому мостику они пробегали парами эту страшную дистанцию, некоторые замертво падали в воду. И все-таки мы преодолели плотину. Накопившись на другом берегу пруда, рота отважно атаковала фашистов. Дело дошло до рукопашной схватки. Каждый пограничник дрался против двух-трех врагов. В ход пошли гранаты, приклады, ножи. Хотя у меня уже был некоторый опыт, но такое остервенение боя я наблюдал впервые. В этой жестокой борьбе, продолжавшейся не больше двадцати минут, были уничтожены две роты фашистов и перебита вся прислуга немецкой батареи, не успевшей дать по нас ни одного выстрела.