Возвращение к легенде - [41]

Генерал почему-то улыбается. Его улыбка немного смущает меня. Но генералу шестьдесят, а мне сорок. Он мудр, как буддийский бог. «Стоит ли молоть воду в ступе?» — читаю я в этой улыбке.

— Разрешите хотя бы небольшую пресс-конференцию?

— Небольшую — пожалуйста.

— Вы, конечно, знаете об обороне Бреста. Скажите, можно ли сравнить с ней оборону Перемышля?

— И можно и нельзя.

— Как это понимать?

— Начну с «нельзя». С точки зрения военной, это совершенно разные обороны. Оборона Бреста возникла стихийно: войска, которые находились в городских казармах, просто не успели получить приказа об отходе и оказались во вражеском окружении. Это заставило их укрыться в казематах старой крепости — месте, наиболее надежном для спасения жен и детей военнослужащих и одновременно для отражения немецких атак с помощью одного лишь стрелкового оружия. Они надеялись, что наши скоро вернутся и освободят их. Но главные силы гитлеровцев прошли далеко вперед, вражеское наступление развивалось. Оборона была обречена. Брестцы, наконец, поняли это и все равно продолжали биться — до последней капли сил, до предела человеческих возможностей… И за это им вечная слава!

Оборона Перемышля сложилась как следствие продуманного контрудара и решала поставленную оперативную задачу: удержать в наших руках основные дороги, ведущие непосредственно к Львову, что мы и делали в течение недели. Львов был взят противником значительно позже предусмотренного им срока, что давало возможность нашей армии организованно отойти на восток и уже на новых рубежах подготовиться к активной обороне.

Во-вторых, оборона Бреста, точнее, Брестской крепости осуществлялась небольшими силами, что-то около полка, и была предельно локальной, то есть ограниченной узким кольцом бастионов. Оборона Перемышля была сравнительно растянутой, в ней участвовало до двадцати тысяч бойцов и командиров, имевших в своем распоряжении, кроме стрелкового оружия, несколько легких танков и свыше ста орудий и минометов. Ее огневой вал был для врага весьма чувствителен.

Но в моральном плане и та и другая обороны имели, пожалуй, равное значение: Перемышль тогда, в первые дни войны, поскольку об этой обороне писалось в газетах, а Брест в основном после войны, когда о защитниках крепости рассказали и в книгах, и в пьесах, и в кинофильмах… Конечно, мужество защитников Брестской крепости было исключительным — об этом лучше всех написал Сергей Сергеевич Смирнов. Вот и учитесь у него — правде учитесь!

— Спасибо. Еще вопрос: сыграла ли какую-нибудь роль эта оборона в последующем разгроме врага или, наоборот, укрепила его уверенность в победе — ведь она окончилась в общем-то трагически?

— Отвечу аналогией, может быть, слишком примитивной… Вы никогда не видели борьбу человека с волком? Нет. А я видел. Так вот представьте себе такую картину. Ночь. В темноте мирно дремлет стадо. У костра сидит молодой пастух и тоже дремлет. Вдруг из-за ближних кустов выходит матерый волк и набрасывается на пастуха. Парень не ожидал нападения и сначала опешил. Но, почувствовав на себе зубы хищника, стал яростно сопротивляться. Покатились они по земле: волк норовит схватить пастуха за горло, а тот сует ему в пасть что под руку попадется — то сучком ткнет, то горящей головешкой из костра… Волк ярится, рвет парня в клочья, тот сопротивляется, хотя вроде и толку мало, и силы иссякают, и кровь хлещет. Но волку, между прочим, тоже достается… И вот выпустил он правую руку парня, тот изловчился из последних сил, выхватил из кармана нож и ткнул волка в брюхо. Раз, другой, третий… Зверь зарычал, отскочил от человека и рухнул замертво.

Так и в этой войне. Уже в первые месяцы мы «кололи» врага то тут, то там. Конечно, от Перемышля или Бреста до Сталинграда было еще очень далеко, внешне гитлеровская армия выглядела даже год спустя после начала войны победительницей, но внутренне она была уже не та — подорвали ее все эти уколы и удары, так сказать, и физически и духовно. Поэтому слова «трагический конец» к нам не подходят. Победили в конечном счете мы — не защитники Перемышля в частности, а все, народ. И один из первых вкладов в эту победу был наш.

Теперь генерал говорит серьезно и страстно. Куда девалась его недавняя усмешка… Нет, прошлое не зачеркнешь, не спрячешь под маску. Перемышль был. И была слава. И был этот грозный, отчаянный марш.

Я показываю генералу газеты, добытые мной из архива.

«Навеки овеянный славой крылатой, да здравствует путь девяносто девятой!»

Бывший комдив узнает по фотографиям своих капитанов, лейтенантов, старшин и бойцов. Читает песню Твардовского:

В том порыве едином

Мы врага опрокинем

И раздавим лавиной стальной…

Развевайся над нами

Опаленное знамя

Девяносто девятой родной!

— Хорошая песня! — тихо, как бы про себя произносит он. — Только мы ее разучить не успели.

Я спрашиваю его о судьбе знамени. Генерал говорит, что оно не досталось врагу. Какой-то до сих пор неизвестный герой вынес его из вражеского окружения и доставил в штаб фронта. Поэтому номер дивизии сохранился.

Поздней осенью сорок первого года, когда генерал был уже у своих, «первую орденоносную» сформировали, во сути, заново.