Возвращайтесь, доктор Калигари - [44]

Через день после того, как началась отвратная музыка, прибыли три девушки из Калифорнии. Питерсон открыл дверь – неуверенно, в ответ на настойчивый трезвон, – и обнаружил, что на него таращатся три девушки в джинсах и толстых свитерах, в руках – чемоданы.

– Я Шерри, – сказала первая, – это Энн, а это Луиза. Мы из Калифорнии, и нам нужно где-то остановиться.

Они были невзрачны и в высшей степени целеустремленны.

– Извините, – сказал Питерсон, – я не могу…

– Мы можем спать где угодно, – сказала Шерри, озирая просторы студии у него за спиной, – даже на полу, если придется. Мы уже так делали.

Энн и Луиза привстали на цыпочки, чтобы лучше видеть.

– Что это за смешная музыка? – спросила Шерри. – Звучит довольно отпадно. Мы не доставим вам никаких хлопот, это ненадолго, пока мы связь не установим.

– Да, – сказал Питерсон, – но почему я?

– Вы же художник, – сурово произнесла Шерри. – Мы видели внизу табличку «Художественная мастерская, нежилой фонд».

Питерсон обматерил противопожарные правила, которые требовали вывешивать подобные таблички.

– Послушайте, – сказал он. – Я даже котенка не могу накормить. Я даже себя пивом не могу снабдить. Это неподходящее для вас место. Вы здесь не будете счастливы. Моя работа неоригинальна. Я незначительный художник.

– Естественное несчастье нашего смертного и хилого состояния так убого, что, когда мы рассматриваем его пристально, утешить нас не способно ничто, – сказала Шерри. – Это Паскаль.

– Я знаю, – слабо ответил Питерсон.

– Где сортир? – спросила Луиза.

Энн прошествовала на кухню и принялась готовить из припасов, извлеченных из рюкзака, нечто под названием «телятина engage?»[18].

– Поцелуй меня, – сказала Шерри, – мне нужна любовь.

Питерсон сбежал в дружественный бар по соседству, заказал двойной бренди и втиснулся в телефонную будку.

– Мисс Древ? Это Хэнк Питерсон. Послушайте мисс Древ, я не смогу этого сделать. Нет, в самом деле. Меня кошмарно наказывают даже за то, что я об этом думаю. Нет, я серьезно. Вы и вообразить не можете, что тут происходит. Пожалуйста, возьмите кого-нибудь другого? Я сочту это огромной личной услугой. Мисс Древ? Прошу вас?

Остальными соискателями были молодой человек в белой пижаме по имени Артур Пик – специалист по карате – и пилот авиалинии, при всех регалиях – Уоллес Э. Райс.

– Просто будьте естественными, – сказала мисс Древ, – и, конечно, откровенными. Мы начисляем очки по обоснованности ваших ответов, и это, разумеется, измеряется полиграфом.

– Какого еще полиграфа? – спросил пилот авиалинии.

– Полиграф измеряет обоснованность ваших ответов, – ответила мисс Древ, и губы ее засияли белым. – Как же еще нам узнать, если вы…

– Врем? – предположил Уоллес Э. Райс.

Соискателей подключили к машине, а машину – к большому светящемуся табло, висевшему у них над головами. Конферансье, как без удовольствия заметил Питерсон, напоминал Президента и выглядел отнюдь не дружелюбным.

Программа началась с Артура Пика. Артур Пик поднялся в своей белой пижаме и показал сеанс карате, в ходе которого сломал три полудюймовые сосновые доски одним пинком босой левой ноги. Затем рассказал, как обезоружил бандита поздно вечером в «А-и-П», где работал помощником менеджера, – маневром, который назвал «тресь-чун», и показал на конферансье.

– Как вам это нравится? – залился трелями конферансье. – Это просто что-то, или как? Публика?

Публика ответила восторгом, а Пик скромно стоял, заложив руки за спину.

– А теперь, – сказал конферансье, – давайте сыграем в «Кто я?». И вот перед вами ваш ведущий – Билл Лиммон!

Нет, не похож он на Президента, решил Питерсон.

– Артур, – сказал Билл Лиммон, – за двадцать долларов: вы любите свою маму?

– Да, – ответил Артур Пик, – конечно. Звякнул колокол, табло замигало, и публика завопила.

– Он врет! – закричал конферансье, – врет! врет! врет!

– Артур, – произнес Билл Лиммон, поглядывая на свои карточки с текстом, – полиграф показывает, что обоснованность вашего ответа… сомнительна. Не хотите ли попытаться снова? Давайте еще разок?

– Вы с ума сошли, – сказал Артур Пик. – Конечно, я люблю свою маму.

Он шарил рукой под пижамой, нащупывая носовой платочек.

– Ваша мама смотрит сегодня эту передачу, Артур?

– Да, Билл, смотрит.

– Сколько вы уже изучаете карате?

– Два года, Билл.

– И кто платил за уроки?

Артур Пик замялся. После чего сказал:

– Моя мама, Билл.

– Они были недешевые, правда, Артур?

– Да, Билл, недешевые.

– Насколько недешевые?

– Пять долларов в час.

– Ваша мама не зарабатывает столько денег, не так ли, Артур?

– Нет, Билл, не зарабатывает.

– Артур, а чем ваша мама зарабатывает на жизнь?

– Она швейная работница, Билл. В швейном районе.

– И сколько она там уже работает?

– Всю жизнь, я думаю. С тех пор, как мой старик умер.

– И много денег она не зарабатывает, как вы сказали.

– Нет. Но она сама хотела платить за уроки. Настаивала на этом.

Билл Лиммон сказал:

– Она хотела, чтобы ее сын умел ломать доски ногами?

Печень Питерсона скакнула, а на табло огромными сияющими белыми буквами высветилось: НЕВЕРИЕ. Пилота Уоллеса Э. Раиса подвели к признанию, что в авиарейсе Омаха-Майами его поймали со стюардессой на коленях и в его капитанской фуражке: бортмеханик сделал моментальный снимок «Поляроидом», и после девятнадцати лет безупречной службы его, Уоллеса Э. Райса, вынудили уйти в отставку.