Возрождение - [33]

— Я чувствую это, сэр, но я себе представляю это таким образом: если люди хорошего происхождения живут заграницей, но не слишком-то желают сообщить вам свой адрес, не очень хорошо стараться разузнать его.

— Буртон, вы молодец. Но ведь я не стараюсь разузнать, а просто хочу помочь ей. Конечно, так как она сама сказала вам, вы можете сочувственно отнестись к положению ее брата — и наверно можно будет что-нибудь сделать. Знаете ли, я видел ее у герцогини, как вы думаете, знает ли она ее?

— Да, сэр Николай, я не собирался говорить об этом, но однажды Ее Светлость зашла к вам, когда вас не было, и заметила мисс Шарп в приотворенную дверь — и тогда Ее Светлость подпрыгнула, как кошка. «Халтей!» воскликнула она, или что-то в этом роде, а мисс Шарп вскочила и спустилась с ней по лестнице. Кажется, она что-то объясняла и, по-моему, Ее Светлость была не очень-то довольна.

(Буртон думает, что всех английских или французских герцогинь нужно называть «Ее Светлость».)

— Но тогда мы наверно узнаем от герцогини.

— Я не слишком-то в этом уверен, сэр Николай. Видите ли, герцогиня очень добра, но она светская дама и у нее могут быть свои соображения.

— Что же вы предлагаете, Буртон?

— Право не знаю, быть может выждать и посмотреть.

— Властная бездеятельность?

— Быть может, я сам мог бы разузнать кое-что, если бы знал, что от этого не будет никакого вреда.

Я не вполне понимал, что Буртон хотел сказать этим. Какой это могло принести вред?

— Узнайте все, что можете, и сообщите мне.

Сюзетта открыла дверь и вошла, как раз, когда я кончил одеваться. Буртон вышел из комнаты. Она дулась.

— Значит книга не кончена и английская «мисс» приходит три раза в неделю… вот как?

— Да, а разве это волнует тебя?

— Я думаю.

— Разве я не могу иметь секретаршу? Скоро ты будешь протестовать против визита моей тетки или моего обеда с друзьями.

Я рассердился.

— Нет, друг мой… не то, эти они не для меня, но секретарша… «миис»… зачем тебе мы обе?

— Вы обе? Не думаешь ли ты, Сюзетта?… Бог ты мой! — Я окончательно рассердился. — Моя секретарша приходит, чтобы переписывать мою книгу. Давай объяснимся! На этот раз ты перешла границу и этому нужно положить конец! Назови какую по-твоему сумму я должен внести на твое имя и больше я не хочу тебя видеть.

Она разрыдалась. Она ничего не хотела сказать… она ревновала… она любила меня и ей не помогла даже поездка к морю. Я был ее «обожаемым», ее солнцем, луной и звездами. Что значит нога или глаз! Я был ее жизнью, ее любовником.

— Глупости, Сюзетта! Ты часто говорила мне, что это только потому, что я очень богат, будь же теперь разумна, ведь эти вещи всегда кончаются раньше или позже. Скоро я отправлюсь обратно в Англию. Позволь мне обеспечить тебя — и расстанемся друзьями.

Она все еще бушевала и злилась. Виноват был кто-то другой — причиной была «миис». С тех пор, как она появилась, я изменился. Она, Сюзетта, отомстит, она убьет ее.

Тут я тоже пришел в ярость и взял над ней верх, а напугав ее, как следует, обратился к ее лучшим качествам. Когда она уже тихо всхлипывала, вошел Буртон, чтобы сказать что обед готов, — его лицо было красноречиво.

— Не давай же лакеям увидеть тебя в таком состоянии, — сказал я.

Сюзетта бросилась к зеркалу и, взглянув на себя, полезла в плетенную на золотых цепочках сумочку за пудрой и губной помадой. Я вышел в гостиную, оставив ее.

Какая ирония скрыта во всем! Когда я тосковал по нежности и любви даже Сюзетты, я был бессилен растрогать ее, а теперь только потому, что я равнодушен, как она, так и Нина, различным образом начинают находить меня привлекательным. Значит все это ничто — и весь вопрос в том, возбуждаете ли вы охотничий инстинкт или нет.

Во время еды у Сюзетты был глубоко скорбный вид. Она слегка подвела глаза синим, чтобы увеличить красноту глаз, вызванную настоящими слезами, и была очень интересна и мила. На меня это не произвело ни малейшего впечатления, я смотрел на все со стороны, как третье лицо. Единственным, бросающимся в ней в глаза, казалась бородавка с тремя черными волосками.

Бедная, маленькая Сюзетта! Как я был рад, что никогда не претендовал на то, что люблю ее хоть немного.

В этот вечер дало себя знать удивительное чувство приспособляемости, которым обладают многие из этих женщин. Увидев безнадежность положения, Сюзетта приняла его, подавила свои действительные чувства и постаралась попасть в тон. Она попыталась развлечь меня, а затем мы стали обсуждать планы на будущее. Она остановилась, наконец, на вилле в Монте-Карло. Она знала настоящую игрушечку. Когда мы расставались около одиннадцати часов, все было улажено. Затем она попрощалась со мною. Она должна была отправиться в Париж с последним поездом.

— Прощай, Сюзетта, — я наклонился и поцеловал ее в лоб. — Ты была прелестнейшей подружкой. Помни, что я ценил это и что во мне ты всегда найдешь настоящего друга.

Она снова расплакалась — и настоящими слезами.

— Я тебя очень люблю, — шепнула она. — Я поеду в Довилль. Вот.

Мы пожали друг другу руки, она направилась к дверям, но тут обернулась и в ней снова вспыхнул старый огонь.

— Фу! Эти английские «миис»! Тощие, чопорные, скучные! Ты еще пожалеешь свою Сюзетту! — И на этом она оставила меня.