Возрождение - [27]

Все, что она говорит и делает, создаст впечатление, что она воспитанная женщина, привыкшая говорить с людьми нашего круга, людьми, знающими Англию и ее лучшие дома настолько, что благодаря им, она знает, где находится известная мебель. Даже самое построение ею фраз характерно для нашего общества, а не для класса, к которому она принадлежит по профессии.

И все же — она бедно одета, исполняет домашнюю работу и должна была годами проходить профессиональные деловые методы. Это внушает глубокий интерес. Я никогда даже не спрашивал Мориса, как он услыхал о ней.

Ну вот, я спокойно записываю отчет о сегодняшнем утре, чтобы оглянуться на него и посмотреть, куда нас могли бы привести наши новые, более короткие интимные отношения, если бы не печальный конец дня.

На этот раз Буртон уже не спрашивал меня, будет ли она завтракать со мной и отдал свои распоряжения в уже установившемся порядке. Он очень тонок в своих различиях и понимает, что какая-либо перемена после того, как мы завтракали вместе, была бы некрасива.

К тому времени, как вошли лакеи, чтобы накрыть на стол, у меня исчезло чувство обиды, а затем безразличия. Я снова был заинтересован работой и страшно заинтригован историей семьи Шарп.

Я употребил также свою хитрость и выказал обычное равнодушие, так что эта странная девушка немного ослабила свою настороженность.

— Я думаю, что, если вы окажите мне свою помощь, я все-таки смогу сделать из этого совсем приличную книгу, но только не кажется ли абсурдным беспокоиться о таких вещах, как мебель, в то время, как мир разваливается и колеблются империи? — заметил я, когда выходец из Ноева Ковчега подал омлет.

— Все это только временно, скоро люди будут рады снова возобновить культурные интересы.

— У вас никогда нет никаких сомнений в том, как кончится война?

— Никогда.

— Почему?

— Потому что я верю в смелость Франции, упорство Англии и юность Америки.

— А что олицетворяет Германия?

— Вульгарность.

Это была совершенно новая причина некоторого падения Германии. Она привела меня в восторг.

— Но вульгарность не значит слабость.

— Да, значит. У вульгарных людей недостаточно развита чувствительность и они не могут судить о психологии других, они подходят к всему только со своей меркой и, таким образом, не могут предвидеть возможные случайности. Это доказывает слабость.

— Как вы мудры, и как рассуждаете!

Она молчала.

— Все сражающиеся нации наполнятся вульгарными людьми, — даже, если победят, так как лучшие будут убиты, — рискнул сказать я.

— О, нет! У большинства из них души не вульгарны и только окружающая их обстановка заставила их выражать себя таким образом. Если, например, вы заглянете за напыщенность французской буржуазии, вы найдете ее дух восхитительным. Я предполагаю, что в Англии то же самое. Вульгарны те, которые стремятся выдать себя не за то, что они есть, а Германия полна такими.

— Вы хорошо ее знаете?

— Да, очень хорошо.

— Если это не ужасно нескромный вопрос — сколько вам лет мисс Шарп? — после этого разговора я чувствовал, что ей не может быть больше двадцати трех.

Она улыбнулась — вторая улыбка, которую я видел.

— Двадцатого октября мне будет двадцать четыре.

— Скажите, где только вы научились своей житейской философии за это время?

— Если только мы не спим на половину нас всему учит жизнь, в особенности, если она трудна.

— А глупцы, подобные мне — не желают учиться чему-либо и брыкаются среди колючек?

— Да.

— Все же, я постараюсь научиться всему, чему вы захотите научить меня, мисс Шарп.

— Почему?

— Потому, что я доверяю вам. — Я не прибавил, что это было потому, что мне нравился ее голос, что я уважал ее характер и…

— Благодарю вас, — сказала она.

— Будете вы учить меня?

— Чему?

— Как не быть никуда не годным.

— Мужчина знает это сам.

— Тогда — как научиться спокойствию.

— Это будет трудно.

— Разве я так невозможен?

— Не могу сказать, но…

— Но что?

— Нужно начать с самого начала.

— Ну и?…

— Ну и у меня нет времени.

Когда она сказала это, я посмотрел на нее; в ее голосе был слабый отголосок сожаления и поэтому я хотел видеть выражение ее рта, — но оно ничего мне не сказало.

Больше я ничего не мог извлечь из нее, так как после этого, довольно часто входили и выходили лакеи, меняющие блюда, и, таким образом, я не имел успеха.

После завтрака, я предложил выбраться в парк, по крайней мере, в цветник, и посидеть в тени террасы. Былое великолепие клумб исчезло и теперь они были полны бобов. Мисс Шарп последовала за моим креслом и с величайшим прилежанием заставила меня переделывать первую главу. В течение часа я, насколько мог, наблюдал за ее милым личиком. На меня снизошел покой. Мы твердо находились на первой ступеньке лестницы дружелюбия и если бы только я мог удержаться от того, чтобы не надоедать ей каким-нибудь образом.

Когда мы кончили работу, она встала.

— Если вы ничего не имеете против, так как сегодня суббота, я обещала Буртону свести счета и приготовить вам к подписи чеки. — Она взглянула на Буртона, сидевшего на стуле невдалеке и наслаждавшегося солнцем. — Я пойду теперь и займусь этим.

Мне хотелось сказать: «Чтобы чорт побрал счета», но я позволил ей уйти — в этой игре я должен быть черепахой, а не зайцем. Она слабо улыбнулась — третья улыбка — и ушла слегка кивнув мне головой.