Возмущение Ислама - [5]

Ту радость мы изведали с тобой!

9

Веселый час нам шлет теперь сиянье,

И с ним друзья спешат опять прийти,

Страданье оставляет власть и знанье:

Презреньем за презренье не плати.

Тобою рождены мне два ребенка,

Отрадно нам в их взорах видеть рай.

Их детский смех звучать нам будет звонко,

Мы счастливы с тобой в наш ясный Май:

И так как ты меня приводишь к Маю,

Тебе я эти строки посвящаю.

10

Быть может, за созвучьем этих строк

Звучней спою другое Песнопенье?

Иль дух мой совершенно изнемог

И замолчит, ища отдохновенья, —

Хоть он хотел бы властно потрясти

Обычай и насилия Закона,

И Землю к царству Правды привести,

Священнее, чем лира Амфиона?

Надеяться ль, что буду сильным вновь,

Иль Смерть меня погубит и Любовь?

11

А ты? Чт_о_ ты? Я знаю, но не смею

Сказать. Пусть это скажет голос дней.

Но бедностью чрезмерною твоею,

Задумчивостью светлою своей,

Нежнейшими улыбками, слезами

Пророческий ты воплощаешь сон.

И этим всем, и кроткими словами

Мой страх, заветный страх мой покорен:

В твоих глазах, в твоей душе нетленной

Огонь весталки вижу я бессменный.

12

Мне говорят, что ты была нежна

От самого рождения, — о, Чадо

Родителей блестящих. — Да. Одна,

Чья жизнь была как звездный лик для взгляда,

Тебя одела ясностью своей

И от земли ушла, но в дыме бури

Ты все хранишь сиянье тех лучей.

Твои глаза таят всю глубь лазури,

И именем бессмертным твой отец

Тебе дает приют и в нем венец.

13

Единый зов из многих душ могучих

Восстал, как громкий гул трех тысяч лет;

И шумный мир молчал. В песках сыпучих,

В пустыне, песнь о днях, которых нет,

Так внемлет путник. Вздрогнули тираны,

Затрепетали бледные ханжи,

Насилие, заботы, и обманы,

И чада Суеверия и Лжи

Оставили сердца людей на время,

Зловещее свое убрали бремя.

14

Бессмертный голос правды меж людей

Живет и медлит! Если без ответа

Останется мой крик и над моей

Любовью к людям, и над жаждой света

Глумиться станет бешенство слепых,

О, друг мой, ты и я, мы можем ясно,

Как две звезды меж облаков густых,

В ночи мирской светиться полновластно,

Над гибнущими в море, много лет,

Мы будем сохранять свой ровный свет.

Песнь первая

1

Когда, как краткий блеск непрочной славы,

Во Франции последний сон увял,

От темных снов, исполненных отравы,

Я встал и поднялся к вершине скал,

На мыс, что над пещерами вздымался,

Вокруг которых пел седой прибой;

Рассвет вкруг каждой тучки занимался,

Горел в волнах, в пустыне голубой, —

Но вдруг Земля шатнулась в основанье,

Как бы в своем предсмертном содроганье.

2

Внезапно прошумел ворчащий гром,

В раскате он прошел над глубиною,

С поспешностью, вверху, внизу, кругом,

Туманы разрастались пеленою,

Они ползли и, сумрачно сплетясь,

Укрыли солнце молодое, —

Не слышалось ни звука; свет погас;

Застыло все в чудовищном покое,

Леса и воды; и густая мгла

Темней, чем ночь, страшней, чем ночь, была.

3

Чу, это ветер мчится над Землею

И океан метет. Вот глубь Небес

Разъята вспышкой молний; дальней мглою

Ниспослан дождь из облачных завес, и

Ветер хлещет зыбь, она блистает;

И все — бурун, и молния, и град —

В водоворот единый нарастает.

Миг тишины. Из тьмы пещер глядят

Морские птицы: что за тишь настала,

И что это на Небе возблистало?

4

Там, где вверху была разъята мгла

Дыханием неудержимой бури,

Меж белых облачков, нежна, светла,

Предстала глубь ликующей лазури,

Под тем просветом просиял туман,

Все замерло, как бы под властью чуда,

И призрачно-зеленый Океан

В себе качал оттенки изумруда;

Лишь там вверху несчетность облаков

Неслась быстрей оборванных листков.

5

Росла война меж ярой силой бури

И грудой туч; но вместе с тем росла

Блистательность проглянувшей лазури;

Громада облаков, тесна, бела,

Недвижной оставалась в отдаленье;

Меж тем воздушно-бледный1 серп луны

Всходил в неспешном царственном движенье,

Светясь с непостижимой вышины;

Над ним туманы таяли, как тает

Под солнцем снег и в таянье блистает.

6

Я не глядеть не мог; в луне, во всем

Какое-то очарованье было,

Я грезил и не знаю сам о чем,

Чего-то ждал; вдруг взор мой поразило,

Что в небе синем, в белизне луны,

Возникла тень, пятно, как бы виденье,

Оно росло в провалах вышины,

Неслось ко мне из бездны отдаленья;

Так в море, парусами шевеля,

Под солнцем мчится призрак корабля.

7

Да, как ладья, в расселине скалистой.

Несется по теченью, и река,

Набравшись новых сил в теснине мглистой,

Качает легкий облик челнока,

И весла мчат его над пеной белой, —

Так на ветрах, в лазури, предо мной

Крылатый Призрак мчался, онемелый,

Как будто опьяненный вышиной,

И гнал его порыв грозы могучий,

И молнии за ним рвались из тучи.

8

Как бешено, как быстро, как легко

Чудовищное мчалося виденье!

Я в воздухе увидел, высоко,

Орла и с ним Змею, одно сплетенье —

Они боролись, и пред той скалой,

Где я стоял, Орел, раскинув крылья,

Замедлил, с многоцветною Змеей,

Как бы изнемогая от усилья.

И так повис, как будто бы без сил,

И воздух диким криком огласил.

9

Стрелою луч, из дальних туч излитый,

Коснулся крыл, сияние струя,

Змея и Птица вместе были свиты,

Сверкнула, как кольчуга, чешуя:

Горя, как драгоценные каменья,

Сквозь перья золотые там и здесь

Просвечивали искристые звенья.

И вздутый узел был блестящим весь,

И, шею отклонив и вынув жало,

Змея свой взор в орлиный взор вперяла.

10

Кругом, кругом, срываясь и кружась,

Орел летал с неудержимым криком,