Воздушный штрафбат - [117]

Не сразу ему удалось нагнать самолет майора, выписывающий замысловатые «па» на запредельных перегрузках. Перед комэском предстала страшная картина: фонарь кабины «Яка» разбит и перепачкан кровью, по фюзеляжу протянулись багровые полосы, а у самого Церадзе взрывом снаряда снесло половину черепа…

Еще несколько минут самолет с убитым летчиком на глазах у его друзей и возлюбленной, словно не бездушная железная машина, а живое думающее существо исполнял прощальный танец в честь потомственного танцора-кинжалиста. Последний раз свечой взмыв в небо в качестве пикового аккорда, «Як» перевернулся на спину, наклонился, как будто делая поклон, и отвесно рухнул на пустырь позади аэродрома.

В этот же день состоялись похороны останков героя. На опушке леса появился очередной скромный фанерный обелиск со звездой у изголовья свежего холмика земли. Сколько таких могил уже осталось позади и сколько еще появится!

Пока над могилой друга звучали прощальные речи друзей, в небе крутили высший пилотаж два истребителя, отдавая последний салют прекрасному летчику.

После того как все ушли, возле холмика земли осталась одиноко стоять последняя любовь погибшего в полете горного орла. Борис подошел к девушке, молча постоял рядом с ней. Потом сказал:

— Запомни, Света, мы тебе теперь все — родные люди. Пока хоть кто-то из нас живой будет, тебе с твоим ребенком нужды и одиночества не знать. А я твоему Георгию вообще… жизнью обязан. Это ведь он из-за меня…

— Не убивайтесь вы так, Борис Николаевич, — повернулась к изменившемуся в лице Нефедову Светлана. — У каждого человека своя судьба. Мой Георгий своей не изменил.

В походном чемоданчике друга, в котором Церадзе хранил все свои личные вещи, Борис обнаружил пачку писем от его грузинских родственников, второй комплект офицерского обмундирования, смену белья. Вот и все, что осталось от человека…

В этот же день Борис оставил полк на своего нового заместителя и лично проводил Светлану в Кутаиси. Вернулся Нефедов с твердым намерением найти своего бывшего липецкого инструктора. Со дня гибели Церадзе капитан начал отращивать бороду, дав себе слово, что побреется только после того, как пустит названному братцу кровь. На своем истребителе Нефедов нарисовал отрубленную голову в черном рыцарском шлеме с наглухо закрытым забралом, рядом меч и надпись по-немецки готическим шрифтом: «Поцелуй меня в ж…!»

Глава 28

На охоту Борис вылетал вместе с Маратом Шафировым в качестве второго номера. Вообще-то Шафиров был комэском и, как и Борис, имел своего личного ведомого. Но, узнав, что задумал командир, попросил взять именно его:

— Ты правильно все рассчитал, — ткнул толстым коротким пальцем в карту татарин. — Раз они тут на тебя напали, значит, здесь у них охотничьи угодья. Будем постоянно летать— рано или поздно обязательно их встретим.

По-восточному мудрый, обстоятельный, стопроцентно надежный Шафиров являлся идеальным напарником в таком сложном деле. И. как только случался перерыв в обычной фронтовой работе, они вдвоем вылетали на свободную охоту. На такие полеты Борис не брал разрешения у руководства, принимая всю ответственность на себя.

Они скрытно переходили линию фронта вдали от районов основных боевых действий, прикрываясь облачностью или держась над самой землей. Затем со стороны немецкого тыла начинали патрулировать выбранный район. Если попутно появлялась возможность сбить немецкий транспортник или иную цель, они этот шанс использовали. «Мы, как тигры — убиваем даже, когда не голодны», — посмеивался Шафиров, и в его азиатских глазах, темноликом широкоскулом лице появлялось что-то зверское.

За месяц до начала войны, в мае 1941 года, Шафиров сбил над Брестской крепостью немецкий разведчик, нарушив приказ командования: не атаковать немецкие самолеты, нарушающие границу СССР. Пока шло разбирательство, началась война. До декабря 1941 года летчик честно воевал, сбил три самолета врага лично и два в группе. Но незадолго до Нового 1942 года его отдали под суд по прежнему обвинению. Нелепость! Уже полгода шла война и всем было ясно, что накануне вероломного нападения фашистские авиаразведчики фотографировали наши приграничные укрепления и аэродромы, но все равно карательная машина не могла дать задний ход. Летчика отдали под суд, лишили воинского звания. Но, к счастью, не успели отправить в пехотный штрафбат…

Главной целью советских охотников было найти аэродром, откуда взлетают «фоккеры» в желто-зеленом камуфляже, а лучше встретить их самих в воздухе.

Но безрезультатно прошла неделя, затем другая. Хотя результат, конечно, был: за это время Нефедов лично сбил семь самолетов противника. Впрочем, Борис никогда не был одержим «идеей фикс» непременно лично завалить вражескую машину, чтобы прославиться, заслужить какие-то почести. Если ведомый оказывался в более выгодном положении, Нефедов охотно прикрывал его. Война ведь не спорт, где главное — рекорды. Гораздо важнее приблизить общую победу, выбив кадровый костяк люфтваффе.

Впрочем, если вначале об орденах и звездах думать было просто некогда, то со временем Борис задал себе законный вопрос: если его ребята воюют не хуже коллег из других полков, то почему они не получают за это наград? Ведь за три сбитых над Сталинградом самолета давали орден, а за десять— представляли к Герою. И если вначале штрафникам вообще не записывали победы, то со временем Борису начало периодически удаваться проталкивать в штабные канцелярии сводки о сбитых его ребятами самолетах.