Воздушные шары Сальви-Крус - [34]

Такой она и запомнилась ему — темный изящный силуэт на ярком светящемся поле. Иногда он смотрел на солнце и видел ее там.

* * *

Что-то около десяти лет спустя Гиль возвращался в этот город.

Все было давно позабыто, а что еще помнилось, с дистанции прожитых лет казалось милым и смешным сном.

Гиль теребил набегающие воспоминания пальцами памяти.

Он вел машину достаточно быстро, настолько быстро, насколько спешил. За мокрыми стеклами в сером осеннем сумраке проносились огни городских предместий. Мокрый асфальт блестел далеко впереди в желтом свете фар, и на этой огненной ленте время от времени, как дозорные чудища с горящими глазами, всплывали встречные автомобили. Мир, позабытый, но, чувствовал он, желанный, распахивал ему свои объятия. И Гиль всматривался вперед, боясь пропустить, не уловить первое впечатление, первое чувство, которые пробудит в нем первое прикосновение к оставленному им когда-то там осколку жизни.

Был ли он счастлив в эти десять лет? Хоть однажды?

Когда его спрашивали об этом, он говорил — да, я счастлив. А как же? Конечно!

И то, правда, жил не хуже других, ни в чем себе не отказывая. Жил, что называется, в свое удовольствие. Только вот, почему-то, в часы ближе к полуночи, когда вечер опускал тень ресниц своих на землю, когда, растревоженные невидимым верховым ветром, деревья далеким шепотом начинали делиться мудростью своей долгой жизни, он не любил оставаться один. В такие минуты, когда всякий человек был словно блуждающая в космосе одинокая планета, он каждой клеточкой своего прожившего еще один счастливый день тела ощущал, как мало в нем, еще меньше — вокруг, сохранилось теплоты.

Он замерзал, медленно, незаметно, неотвратимо.

Это было воздействие зябкого дыхания одиночества. Его яд действовал неспешно, но результат всегда был стопроцентным.

«Ерунда!» — твердил Гиль, поскорее предавая себя сну.

И суточный цикл его жизни завершался бессознательно. Без фоновых сновидений. Лишь изредка ему снилось что-то прекрасное и смутно знакомое. Но воспоминаний о сне не оставалось никогда, и утром цикл начинался с чистого листа, и далее прокручивался снова и снова.

Но все эти годы, сознательно и неосознанно, он стремился к тому, что так редко являлось ему во сне, что виделось, возможно, темным силуэтом на ослепительно ярком фоне.

И вот теперь, ведя машину, он пытался наивно обмануть себя, посмеиваясь и подшучивая над собой и попросту прогоняя мысли о той сумасбродной девчонке, когда-то давно, десять лет назад и в прошлой жизни пригласившей его на белый танец.

Оказалось, он не забыл, он помнил ее всегда.

Девчушка — василек, чудо чудное с голубыми глазами.

Шутка ли, спустя десять лет вспомнить все!

А, может быть, ничто и не забывалось?

«Э-хе-хе, — снова усмехался он. — Придет же такое в голову! А вдруг — и в самом деле? Вдруг ждет? Меня? Чушь! Смех!»

И знал, конечно, знал, что очень хочет, чтобы она ждала его. Зачем, казалось бы, ему было это нужно? Что ему в той пигалице с льняными волосами вдруг понадобилось?

Все было очень просто.

Он вдруг понял, что все десять лет носило его по, когда бурным, когда тихим, но всегда чужим водам, и он устал, устал мотаться вдали от берегов. И вот почудилось ему, что его берег, единственно родной берег мог быть там, где цвели васильки. Каков чудак!

И он все хитрил перед собой, все ерничал, не желая сдаваться…  или желая, но не желая…  В общем, заморочил он себе голову, как умел.

* * *

Перед самым въездом в город он попал на новую, только недавно отстроенную дорожную развязку. Покружившись по незнакомым дорогам, он и не заметил, как оказался на городских улицах. Он узнал их сразу, на душе было радостно, но то первое чувство, к которому он готовил себя, оказалось размазанным по новому серпантину. Ему было интересно и радостно, но он ждал чего-то большего, а его-то и не случилось. Правда, еще он ощущал странную дрожь в груди и в руках, и не мог понять, отчего она происходит.

Он мог бы сказать, что пребывал в смятении, но не был уверен, что это слово полностью объясняло то, что с ним происходило.

Не думая, где проведет ночь, он вел свой автомобиль по улице, где когда-то жил сам, где жила девчонка-василек. Когда-то жили…

Впереди, у самой дороги горбились лиловые в свете фонарей кусты сирени. Гиль помнил их цветущими, он обонял их запах. Как разрослись…  Последний поворот и…

Он не успел додумать, что будет там, за поворотом.

Кто-то живой стремительно выскочил из-за кустов на дорогу, прямо под колеса.

Гиль резко ударил по тормозам и выкрутил руль, насколько мог, не думая, действуя автоматически.

Он не видел, не успел рассмотреть, кто то был, мальчик, девочка или какое другое живое существо. Кто-то был, кто-то остался стоять на дороге целым и невредимым, когда он каким-то чудом увел машину в сторону.

Авто неслось по мокрому асфальту, закручиваясь все быстрей. Он крутил руль влево, вправо, пытаясь остановить вращение, но ничто не помогало.

Возможно, у него был шанс уцелеть, будь улица пуста.

Но не была.

Не успевший затормозить встречный самосвал боднул его в бок, поддел и бросил. Легкая, словно жестянка, его машина подлетела вверх, зацепилась передними колесами за высокий в этом месте бордюр, перевернулась в воздухе и, ударившись об освещавший все происходящее столб, рухнула на землю.