Воздушные шары Сальви-Крус - [23]

Тогда он закрыл лицо руками. Дыхание зашлось от невыносимой боли разлуки. В ледяные ладони он прошептал: «Родная, прости мне, что я здесь, вдалеке от тебя, что не могу обнять, не могу прижаться губами к твоим рукам. Ах, если бы любовь моя дала мне силы излиться самому письмом и полететь к тебе…».

Не успел он произнести свое любовное заклинание — а это, согласитесь, было не что иное, как заклинание, любовная магическая формула, приведенная в действие силой настоящего искреннего чувства — как закружило его в разноцветной карусели, и мир растворился…

Рассказчик прервал рассказ. Откинувшись на спинку стула, он замолчал на долгие минуты, широко распахнутые глаза его при этом смотрели куда-то вдаль, за горизонт, но видели ли они там хоть что-нибудь, не знаю. Мне показалось, что глаза его были слепы к внешним источникам, а взгляд как раз обратился вовнутрь и не мог оторваться от хранимой там картины. К тому же, ему было тяжело дышать, я видел, что он попросту задыхался. Но помощь ему не понадобилась, хотя я и готов был что-нибудь в этом роде предпринять. Вскоре он сам справился с волнением, отдышался и продолжил.

Да, все исполнилось, как я…  как я уже рассказал. А когда я сам вошел в нашу комнату, его в ней уже не было, лишь на столе лежал запечатанный и подписанный конверт. Конверт был, а друга не было. Не видели мы его и еще много дней спустя. Много ходило всяких толков, разное говорили и предполагали. Поиски организовали, даже в степи искали. Но не нашли. Он исчез, словно испарился. Что интересно, многие видели, как он входил в комнату, в комнате его тоже видели, но вот как он покидал ее — никто не заметил. И из общежития он не мог уйти незамеченным, в тот вечер такая бабушка дежурила, что мимо ее и муха без спросу пролететь не могла.

В общем, пропал человек. А последнее письмо его я лично на следующее же утро отправил по назначению. И уже через неделю или около того оно дошло до адресата. Та девушка его получила. Вот, такая история…

— Что, это вся история! — не поверил я.

— В основном, вся, — подтвердил он.

— Погоди, погоди, — нервно заторопился я. — Как же так — вся? А куда тот парень пропал? Нашелся ли? Да и с девушкой что? Письмо-то она получила? Я ничего не понял!

Я так разволновался, что схватился за свой коньяк, и одним махом выплеснул его себе в рот. Но, как я уже говорил, разволновался я сильно, поэтому промахнулся, и коньяк попал не туда, куда следовало, а пошел, что называется, другим путем. Прикрыв рот рукой и выпучив глаза, я дико закашлялся, чувствуя, как что-то горькое и жгучее разъедает мне горло. В общем, чтобы справиться с ситуацией, мне понадобилось не меньше пяти минут. Все это время, пока я бился в конвульсиях, мой собеседник смотрел на меня с пониманием и жалостью. А когда я успокоился и затих, боясь пошевелиться, чтобы не спровоцировать новый приступ кашля, он покачал головой и сказал.

— Я и не рассчитывал, что вы сразу все поймете. Но все главное я вам действительно уже рассказал. Что до девушки — да, письмо она получила…

— Ты так говоришь, словно она была не рада…

— Собственно, не ожидала она, да. Но коль скоро уж мы говорим о любви, так без мучений и страданий, самых маленьких, она невозможна. Терзания и придают любви ту прелесть, без которой она не может существовать. Иногда же случается, что любовь не выдерживает испытаний. Как в нашем случае.

Предупреждая мои вопросы, он поднял руку.

Итак, девушка, у которой, к слову, могло быть любое имя, получила предназначенное ей письмо. И, как много других до того, готова была, не распечатывая, выбросить его в корзину. Но тут, едва взяв конверт в руки, она почувствовала, что он теплый на ощупь, существенно теплее окружающего предметного пространства, и вроде даже дрожит, мелкой такой дрожью. Заинтригованная, она машинально разорвала конверт и заглянула вовнутрь. Достала листок, развернула холодными пальцами, быстро, как постороннюю товарную накладную, пробежала глазами текст. Потом перечла еще раз…  и еще раз. И, видимо, ее захватила все же спрятанная там, в письме магия.

По мере чтения она чувствовала, как вместе с простыми словами, складывавшимися в непростые смыслы, в сердце ее проникает что-то еще, ласковое, нежное. То, от чего она уже отказалась и отвернулась, возвращалось вновь. Закружилась голова. Она вдруг поняла, что он здесь, рядом, на расстоянии дыхания, что она касается его рукой.

Вдруг лист бумаги в ее руках затрепетал, стал горячим, словно его прокалили утюгом. В том месте, где было начертано слово «любимая», бумага почернела, как будто снизу к ней поднесли зажженную свечу, и вдруг вспыхнула! «Ай!» — вскрикнула девушка и накрыла пламя ладошкой. Не помогло, бумага вспыхнула в другом месте. Она сбила пламя и там, но огонь был упорен, он охватил весь листок бумаги, и вскоре у нее в ладонях оставалась лишь горстка пепла.

Что-то случилось тут с ней, что-то ее проняло. Она прижала остатки пепла к груди, опустилась на колени, на ковер прямо, где стояла, и заплакала. Плакала долго, освобождаясь от чувства, что уже ушло, но еще цепляло ее душу какими-то своими привязками. И душа ее наполнялась спокойствием и расслабляющим ощущением безопасности. Ну, вот словно обняло ее что-то большое и сильное, и теперь уж ни за что не даст в обиду. Слезы текли, обильные, не жгучие, и смешивались с пеплом письма. Незаметно для себя, она погрузилась в состояние, похожее на сон. Но это не был сон. Скорей, это была иная реальность, в которой она продолжала любить, и никогда не расставалась с любимым. Волшебство осуществлялось, магия делала свою работу…  И сделала-таки, подарила ей ночь любви, такую, которые снятся всем девушкам, но о которых они никогда и никому внятно не могут рассказать.