Воздушные шары Сальви-Крус - [24]

В общем, проснулась она в объятиях моего друга. Был жуткий скандал. Волшебство рассеялось, а он так и не смог ей объяснить, как оказался у нее дома. Вернее, он пытался, но она ничего не поняла из его рассказа. Волшебство для нее оказалось пустым звуком, и в сказки она не верила.

— Все! — подытожил он свой рассказ.

— Как все! — вновь не поверил я. — А дальше? Что было потом? Что с ней случилось, почему она ему не писала? Все счастливо разъяснилось, они обнялись и никогда больше не расставались? Жили долго и счастливо и умерли в один день? Было ли у сказки продолжение?

Рассказчик грустно и даже смущенно улыбнулся, вытер тыльной стороной ладони выступивший пот со лба и сделал глоток пепси.

— Нет, — сказал он, — у этой сказки продолжения не было. Прежде всего, надо четко понимать, принимать, как постулат: если в разлуке ваша любимая перестает вам писать письма, значит, ее любовь подошла к концу. Ее любовь прошла, и с этим уже ничего не поделаешь. Но ведь и сказ мой не о том, как оживить умершую любовь, вы не уловили главного.

— А о чем же? — продолжал дожимать его вопросами я. Услышанная история возмутила во мне дисбаланс чувств, я был расстроен и в какой-то степени дезориентирован. Я не понимал, что в этой сказке сказочного, в чем прелесть ее волшебства? — Это вообще сказка? — предположил я.

— Сказка! — уверил меня он. — Любовь всегда сказка, разве может быть иначе?

— А, понятно! — обрадовался я догадке. — Ты не веришь в любовь!

— Если во что-то в этой жизни я верю, так это в любовь, — он сделался совсем уж грустным, видимо, моя непонятливость, чрезвычайно его расстроила. — Я верю в любовь, но в ту, которая отдает, а не требует вновь и вновь для себя лишь знаки внимания и подтверждения. Только такая любовь наделяет нас волшебной силой, сказка об этом. Все остальное — вторично и, в общем-то, не важно. Вот так.

Он вздохнул и некоторое время, легко улыбаясь, смотрел на меня, ожидая, пока я в уме сформулирую очередной вопрос. А когда я уже был готов задать его, он вдруг потянулся куда-то мне за спину, словно увидал там что-то необычное, и я сразу купился на этот трюк. Я оглянулся, и ничего странного позади себя не увидал, вообще ничего. А когда повернулся обратно, его за столиком уже не было. Он исчез, ушел, улетел, не знаю…  Лишь остатки пепси в стакане, в его стакане продолжали выдавливать из себя последние пузырьки газа, не позволяя мне усомниться в реальности этого человека и нашей с ним встречи.

Надо ли кому-то объяснять, что я был смущен и оглушен услышанным? Мало того, что рассказ просто идеально накладывался на мою собственную любовную историю, мою ситуацию и личные чувства, так еще и оставил после себя стойкое ощущение, что самое главное я упустил, не понял.

Я допил коньяк и оттолкнул от себя рюмку.

Напиток, как я уже упоминал, был скверный, и вовсе не способствовал ясности сознания, напротив, слегка его затуманивал. Я напрягся, борясь с туманом в голове и стараясь отладить мыслительный процесс. А когда это мне, наконец, удалось, я понял, мне стало ясно то, что все это время беспокоило своей недосказанностью и сокрытостью. Как говорится, тонкий намек нашел своего адресата, то есть меня. Вся эта история, пусть не в деталях, а, в общем, была похожа на мою собственную историю, на неловкую сказку моей любви. С той лишь разницей, что мне самому не пришлось, не удалось стать письмом. Что, со мной что-то не так? Может, я как-то не так люблю? Чушь! Я люблю, я так люблю!.. Что же я здесь до сих пор сижу? Автобус!

Я глянул в окно, и увидел, что мой автобус уже выруливает с площадки.

Я вскочил, опрокинув стул, на котором сидел. Не обратив на это внимания, пронесся через весь зал, едва не опрокинув мимоходом официантку Зину вместе с ее тележкой и, выскочив наружу, бросился наперерез автобусу.

И уже позже, сидя на своем месте в полупустом салоне, прижавшись лбом к стеклу и безразлично отслеживая проплывающие мимо пейзажи, я подумал, что, если я правильно понял рассказ незнакомца, не было никакой необходимости нестись мне куда бы то ни было сломя голову. Ибо, все, что есть в моей душе — там и всегда останется, а ни на что другое я повлиять никак не смогу. Иными словами, каждый в ответе за ту любовь, что есть у него внутри. Не дать погаснуть своей любви — вот единственное, что мы можем сделать друг для друга. Я улыбнулся этой новой для меня мысли, почувствовав и восприняв струящееся от нее тепло. Потом, уже засыпая, я вспомнил перепуганное лицо Зины, и подумал, что она, должно быть, очень симпатичный и славный человек. И тележка у нее отличная. И бант…

27 марта 81 г. Керчь

Антон и Анна

Уже стемнело, когда Антон, отработав смену, возвращался домой в один из отдаленных районов города. Впрочем, отдаленный для такого города, как Сальви-Крус, понятие относительное, потому что все его спальные районы практически вплотную примыкают к центру, а сам город из конца в конец можно пройти пешком за какие-нибудь три часа — не много по нынешним меркам.

Автобус был забит до отказа разношерстным людом, и Антон, испытав маленькое потрясение от такого его количества в столь неурочный час, уже давно перестал воспринимать вдавленный в застоявшийся воздух гул голосов. Старый трудяга-извозчик резко вздрагивал на просевших рессорах, и Антон всеми своими внутренностями, слившимися, казалось, с монолитным нутром людской массы, чувствовал каждый бугорок и каждую ямку на разбитой дороге.