Война войной, а деткам - кашу - [12]

— Какую?

— Стреляй ниже ватерлинии, потом узнаешь.

Павел выпустил весь магазин. Показалось, что промазал. Но вскоре над водой раздался вопль:

— Спасите! Я плавать не умею.

Брезентовая байдарка шла ко дну. Павел отвёл глаза:

— Может, ещё прибьётся к берегу живая душа.

— К берегу Стикса.

Солдатки заголосили по утопшему. Пали на колени, чуть по болотной грязи не катались, которая накрыла весь островок после взрыва ракеты.

* * *

— Теперь пойдём Артёмку искать.

— Ну ты, Петька, как и не воевал вовсе.

— Ты о чём?

— Нужно у бункера вооруженную охрану поставить. Эти стервы могут своего хахаля выпустить.

— Меня поставьте охранять, дяденьки! — напросилась девчонка. — Только дайте пистолет. Задумает убежать — я его пристрелю. И злых тёток тоже.

— За что ж ты так его ненавидишь, дитё?

Девчонка обтянула на себе выцветшее ситцевое платьишко, чтобы был виден округляющийся животик.

— Светик, у него были наколки типа фашисткой свастики или стрел СС? — спросил Павел.

— Видела, дядь Паш! — подняла руку, как школьница в классе, девчонка. — Меж грудей у него трызуб, на правой руке выколото "москалив на ножи", на левой — "москаляку ни гиляку", а над… — девчонка замялась.

— На паху, — подсказал Павел.

— Ага, на паху у него татуировка "Рижь русню", а на пузе — нож с капающей кровью.

Вываленные в грязи бабы-солдатки не с ужасом, не с жалостью, а с ревнивой ненавистью выставились на угловатую девчонку-подростка:

— Сука!.. Шалава малолетняя… Сама ему подставила, а винит капитана.

— Держи пистолет, дитё, — сказал генерал. — Осторожно, он взведён. Тебе только курок нажать, если полезут.

— Отдайте его мне, дяденьки, — подскочил паренёк с четырьмя карабинами на плечах. — Я Светку жалею и никому её в обиду не отдам. Любую из тёток пристрелю за неё.

— Ну, тогда, Димон, сложи их карабины у двери и оставайся у бункера за часового.

Солдатки не утихли, а донимали девочку чисто бабским срачем:

— Стервь от рождения!.. Подстилка малолетняя!.. Подставлялка!

— Отставить!

Генерал вытянул правую руку на уровне плеча и заорал на баб в военном и на окровавленную красотку в грязной ночной рубашке:

— Личный состав, общее построение! Ровняйсь! Смирно!

— А кто ты тут нам?

— Вот она вам скажет, когда морду от крови отмоет, — показал он на красатулю, которая утирала рукавом ночной рубашки кровь, бегущую с губ по подбородку.

Четыре солдатки вытянулись в струнку в строю.

— Чо, тётка Манька, теперь щербиной будешь скалиться? — дерзко крикнула девчонка Светка.

Генерал увидел, что выбил красотке пару зубов.

— Я командир 226 бригады войск противокосмической обороны Росфедерации. Объявляю устный приказ о вашей демобилизации. Документально оформим всё потом. Вы теперь не военнослужащие, а простые беженки.

— Ты нам никто, мы в личном подчинении у капитана Кабанюка.

— Кабанюк арестован и под стражей.

— Да мы этого стражника сопливого!

— Приказываю всем раздеться! Исполнять!

— Догола?

— Снять верхнюю одежду, то есть военную форму.

— При тебе не можем, командир. Стесняемся.

— Я отворачиваться не стану.

— У нас нет стиральных порошков. На белье остались менструальные пятна.

— Какая менструация, вы же все беременные на сносях? Вам всем скоро рожать.

— Старые пятна.

— Ладно, идите в расположение вашей части, только не строем, а вразброд, мойтесь и переодевайтесь там в гражданскую одежду.

— А у кого нет гражданки?

— Хоть мешок вместо юбки напяльте, но чтобы телеобъективы на вражеских спутниках фиксировали только мирное население на острове. Разойдись!

Бабы побрели к деревянной землянке.

— Кто у вас командир отделения? — остановил их генерал.

— Манька, старший унтер-офицер. Которой ты зубы вышиб.

— Старший унтер-офицер Манька!

— Марыля, — прошепелявила красотка сквозь выбитые зубы.

— Ваше оружие у мальчика забрать, сложить в ящики и запереть в оружейке! — приказал генерал. — На всё даю пятнадцать минут! Приду и проверю.

— Зря ты их с оружием отпустил, Петька. Бабы народ опасный, что тот шакалюга, о котором ты рассказывал. Исподтишка глотку перегрызут.

— За что ты их так безжалостно костеришь?

— А ты за что с ними цацкаешься?

— Они рожают детей, вот за это.

— Если бы не мужики, такие курвы век бы не рожали, а жили бы лесбухами. Мужик в доме для них — генератор мусора. У двух лесбух в доме всегда образцовая чистота. Или бы за геев замуж выходили. Те тоже чистюли. В очко бы их пёрли. Только не у каждого пидараса на бабу поднимется.

— Ладно тебе злиться на этих дур, Павло. Они просто тупые.

— Злые.

— На войне все злые.

— Я одну такую удавил в Тамбове. И этих бы не пожалел. Жопы отъели, а у деток рёбра, как стиральная доска.

— Всё. Пошли к плоту Артёмку искать.

* * *

Детская землянка ещё не просохла после взрыва в протоке. Худые ребятишки шлёпали босиком по грязи, а некоторые лепили из болотного ила замки со стенами и башенками.

— Бабка, почему они у тебя такие худые? — спросил генерал Петька.

— Марьяновна я по батюшке, ещё не бабка. А может, и бабка, если детки мои в Калинковичах ещё живы. Худые потому, что капитан Кабанюк их на довольствие не ставит. В первую очередь паёк для военнослужащих девок и чуток для меня, вольнонаёмной.

— А почему такие обношенные и грязные?