Война войной, а деткам - кашу - [14]

Когда отблевалась, прорычала Петру, как простуженная волчица:

— Тебе конец! У него батя — генерал в генштабе.

— Московские паркетные генералы уже давно во Флориде и Калифорнии геморрой свой греют.

— А дед Кабанюка до маршала выслужился.

— Их много таких, какие выслуживаются продажей родины.

— А если что, так я тебе сама глотку перережу. Бойся меня, так и знай. Как волчица тебя буду скрадывать всю жизнь, пока не прикончу.

— Тётка Манька, да заткнись ты! Теперь тебя никто не боится.

— Светочка, не трогай её. Она в состоянии аффекта. Ты и Димка, идите помогать бабушке Марьяновне. Там вы сегодня вкусно покушаете с детками. Моя гречневая каша с тушёнкой… Э, Димон, пистолет-то верни… Айда, Павло, теперь за Артёмкой! Тут всё спокойно.

— А тебя, Павло, как натовского немца, командир Кабанюк обещал сдать бундесверовским органам, как только наши придут, — крикнула им вслед унтер-офицерша Манька. — Я сама тебя выдам. Бойся меня!

— А кто у вас — ваши? — криво усмехнулся Пётр.

— Не твоё дело. Помни, ты — покойник! И ты покойник!

Генерал рявкнул на баб:

— Отставить вой! Всем взять шанцевый инструмент и забросать грязью дот.

— Чего-о-о?

— Лопаты в руки! Это теперь могильник, а не штаб.

— А продукты откуда будем брать?

— У вас будет мешок перловки. Щавеля и крапивы сами соберёте.

— Сам жри эту дратву!

Павло грозно выступил вперёд и прорычал:

— Берите лопаты, коровы, и возводите мавзолей вашему бугаю.

* * *

— Кто бы мог подумать, что Кабанюк — психокинестетик! А ведь не раз медкомиссию в армии проходил.

— Попроще можно выражаться, ваше превосходительство господин генерал?

— Есть некоторая категория психически неуравновешенных людей, ну, зэковские паханы, полевые командиры, картёжники и даже политики, которые губят себя, если проиграют или опозорятся на людях.

— Как губят?

— Могут с досады и бессильной злобы башку о стенку разбить. А этот надумал подорвать ящик с гранатами в надежде, что сдетонируют остальные боеприпасы на складе, и нас ещё посечёт.

— Ладно, пусть хахальницы по нём рыдают, а нам Артёмка нужен позарез живой и здоровый. Пошли к плоту. Оттуда поиски начнём. И на кой мы возились с этими дурами, такие же придурки! Заперли бы их вместе Кабанюком. Он бы их тоже с собой забрал в преисподнюю.

— Но-но, не бери греха на душу даже помышлением своим.

* * *

— Ты глянь, Павло, твой плот не рассыпался.

— Так я его саморучно вязал. Давай столкнём на воду жердями. Это лёгко! Он подсох за полдня на солнышке. Ходчее на воде будет.

— Заряд ракеты взорвался ровно посередине протоки вон там. По натёкам донного ила на берегах видно. Куда же взрывная волна выкинула Артёмку?

Битый час они обшаривали берег, где их накрывала волна после разрыва.

— А если Артёмку перекинуло на ту сторону протоки?

— Так тростник же показал бы, заметили бы по смятому следу от падения тела.

— Может, волки задрали, когда был без сознания?

— Волки в воду не сунутся без надобности, а тут кругом вода.

— Тшш!

— Ты что услышал?

— Молчи и вслушивайся! — прошептал Павло.

Где-то неподалёку словно бы грудной ребёнок пузыри губами пускал и пытался бормотать.

— Васька будто бы ворчухается.

— Какой ещё Васька?

— Артёмкин лосёнок. Он за ним повсюду таскается… Вась-Вась, иди сюда!

В ответ губной лепет стал громче и даже прорезался резкий жалобный всхлип, похожий на плач грудника.

— Вася-Вася… Кось-кось, выходи!

Зашлёпали шаги по воде и над тростником поднялась голова лосёнка. На рогах два отростка.

— Петька, у тебя чёрные сухари в кармане остались? Достань один.

Пётр поискал по карманам лосиное лакомство.

— Кось-кось, на-ка угостись!

Лосёнок подвижными губами потянулся к сухарю, но вдруг взбрыкнул и поскакал назад.

— Это он к Артёмке нас выводит. Давай за ним.

В воде полоскала ветви плакучая ива.

— Ну, вот тебе и картинка-загадка для дошкольника — отыщи охотника на дереве.

Лосёнок губами отобрал заслуженный сухарь.

Пётр зашипел:

— Мне этот лосяра чуть пальцы не вывернул вместе с сухарём.

— Значит, мы на месте. Осматривай внимательней местность.

— А чего там высматривать? Вон он на стволе плашмя лежит, а рыжая голова в развилке ствола застряла… Артёмка, живой?

Пётр прикоснулся двумя пальцами к сонной артерии.

— Живой!

— Да не дёргай ты его, башку оторвёшь. Тут думать надо.

— А что там думать! На раз-два-три ногами и руками разводим стволы развилки. Ты, Артёмка, нас слышишь?

В ответ еле слышный стон.

— Он в сознании. Ну-ка, раз-два-три!

Артёмка вывалился из ловушки, сел на землю и с гортанным мычанием пытался открыть рот.

— Это у него за полдня от сжатия мышцы свело. Я неделю под завалом пролежал, знаю это состояние. Его сейчас нужно всего промять с ног до головы и спирта в него влить, но только чтобы не задохнулся на выдохе.

— А спирт откуда возьмешь?

— Захватил у баб флягу.

Когда Артёмка пришёл в себя, первым делом спросил:

— Где мой Васька?

— Жив-здоров и тебе кланяется. Вон рядом стоит! А-а-а, ты же шеей не ворочаешь На ноги подняться можешь? Не торопись только, чтобы мышцы спазмами не свело. Это больно, сам знаю.

— Вась-Вась, подойди… — поманил Павло.

Лосёнка заставили опуститься на колени. Артёмка обнял его за шею. Поднявшийся лосёнок поставил на ноги и Артёмку. Пётр и Павел подхватили его под руки с двух сторон.