Война с вирусом Эбола - [5]

В начале июля Стивен Гаер с другим участником группы Сабети полетел в Сьерра-Леоне. Они доставили в больницу Кенема лабораторное оборудование, необходимое для работы в условиях вспышки лихорадки Эбола. Увиденное огорчило Гаера. Среди местного населения царила паника. Больных и умирающих везли из окрестных деревень в Кенема. Палата Ласса, превращенная в палату для больных лихорадкой Эбола, была переполнена. К тому времени открыли другую палату, большое белое здание с пластиковыми стенами и крышей. Она также была полна больными лихорадкой Эбола. Ее оборудовали прозрачным пластиковым окном, которое позволяло больным видеть близких, пришедших их навестить и у которого постоянно толпились посетители. Гаер вспоминает крики радости и удивления, когда больной подходил к окну и его близкие видели, что он жив и может ходить, а также горестные восклицания, когда пришедшие узнавали о смерти близкого. Некоторые в толпе молчали, подавленные видом белого здания и персонала в костюмах, похожих на космические скафандры. В этой части света не всякий верит в истинность инфекционной теории, в существование микроскопических возбудителей заболеваний. С какой это стати врачи не позволяют людям прикасаться к умершим близким во время похорон? Здесь многие не доверяют правительству, зато верят в духовные причины возникновения заболеваний.

Хумар Хан работал в отделении, куда помещали заболевших лихорадкой Эбола. Выходя оттуда, он снимал защитный костюм, и Гаеру казалось, что врач измотан и напряжен. Хан регулярно встречался с работниками, прибывшими в рамках программы международной помощи, без конца звонил по сотовому телефону представителям Всемирной организации здравоохранения и чиновникам Сьерра-Леоне, умолял помочь, выделить ресурсы. Звонил он и членам своей семьи — у него было девять братьев и сестер, некоторые из них находились в США. Тогда его родители жили в городе Лунги, неподалеку от столицы, Фритауна. Хан говорил с Пардис Сабети, планировал через несколько месяцев присоединиться к ее группе. Он был очарован геномикой и интересовался ходом секвенирования генома вируса Эбола. Как говорила мне Сабети, бюрократические проволочки во время вспышки вызывали у Хана негодование, он возвращался в палату к больным лихорадкой Эбола, как будто там искал спасения от огорчительных новостей. В защитном костюме он, казалось, успокаивался.

Хан почти десять лет возглавлял программу по лихорадке Ласса. В 2004 году его предшественник на этом посту Аниру Контех случайно укололся иглой, загрязненной кровью беременной женщины, больной лихорадкой Ласса. Контех умер через двенадцать дней в окружении своих сотрудниц-медсестер. Несколько месяцев правительство не могло найти ни одного врача, который пожелал бы возглавить эту программу. Хан, только что закончивший тогда интернатуру в Медицинском колледже Сьерра-Леоне, согласился занять эту должность.

Этот скромный, красивый, улыбчивый человек тридцати лет, любивший пошутить, приехал к месту работы на старой помятой машине и взялся за дело. К пациентам он относился с исключительным вниманием.

Однажды один молодой американский врач, по имени Джозеф Феа, тяжело заболел кровавым поносом. Хан навестил Феа в его комнате рядом с католической миссией. Тогда-то Феа заметил, что Хан неподражаем у постели больного. Прописав антибиотики, Хан весело сказал:

— Ну, теперь выздоровеете. — Но, уходя из комнаты, забыл закрыть дверь. Через несколько секунд Феа услышал, как Хан говорит кому-то:

— Парень умирает! Не могу позволить, чтобы у меня тут иностранец умер!

Феа выздоровел, и они с Ханом подружились. Через несколько лет пили пиво в Новом Орлеане, и Феа рассказал, что после первой же их встречи слышал, как Хан сказал, что он умирает.

— Ну, так вы и умирали, — ответил Хан.

— Но мне вы не сказали, — сказал Феа.

Хан рассмеялся.

— А надо было сказать? Вы же были моим пациентом. Можете себе представить?

Хан долгие часы проводил в палате с больными лихорадкой Эбола, стараясь их подбодрить. Одна из сестер, никогда не работавшая в этой палате, заболела и умерла от этого заболевания. Частицы вируса невидимы, и в палатах они находятся в астрономических количествах повсюду, на полу и на других больных. Есть два разных пути, которыми вирус может распространяться в воздухе. Если с каплями слюны или мокроты, например, при кашле, — то такой способ называют капельным. Капли пролетают всего несколько футов и падают. Другой путь называется воздушным — небольшая капля испаряется, остается крошечный комочек твердого вещества, который может потоком воздуха переноситься на большое расстояние и при попадании в легкие другого человека сохраняет способность заразить его в течение нескольких часов или даже дней. Таким образом распространяются, например, возбудители кори, которых, как показано, воздушный поток может перенести на расстояние, равное половине длины крытого футбольного стадиона. Вирус Эбола может заражать людей капельным путем, это было известно и прежде. Что касается способности инфицировать, попадая в легкие с частицами пыли или в виде высохших капель, то ничего определенного пока сказать нельзя — недостаточно данных. В 1989 году филовирус, близкий к Эбола и носящий сейчас название Рестон, дал вспышку в виварии для обезьян в городе Рестон (штат Виргиния), распространяясь от клетки к клетке. Один из путей передачи, впрочем недоказанный, заключался в том, что вирус переносился потоком водяной взвеси, которую под давлением подавали из шланга при уборке клеток. По-видимому, такой «туман» циркулировал в системе вентиляции здания. Среди экспертов бытует мнение, что, даже находясь под защитой специального костюма, не следует приближаться к больному лихорадкой Эбола менее, чем на шесть футов. Такая предосторожность позволяет уберечься от летящих капель.