Война с Альянсом - [36]

– Открывай, – приказал Александр Анзорович охраннику, указав на железную дверь в камеру.

– Есть, – коротко ответил ефрейтор.

Господин Корбин сидит на нарах, на лице ссадины, глаз заплыл, губа разбита. Рубашка, когда-то белая, вся в розовых разводах. На ногах у бывшего управляющего заводом обуви нет, только носки, а его брюки – без ремня. Я молча огляделся. Кроме нар и отхожего места, тут нет ничего, если не считать решетки на оконце под самым потолком да ярко светящей лампочки.

– Встать! – рыкнул ефрейтор, и арестованный со стоном с нар поднялся и тут же покачнулся.

– Свободен, – махнул я рукой охраннику.

– Дверь не запирай, – велел ефрейтору Александр, когда тот направился из камеры.

Я молча прошелся по камере: шесть шагов – и уперся в стену. Это одиночка, тут не разгуляешься.

– Хочу услышать все, что вы говорили для протокола, и получить объяснения – из-за чего пошли против империи, – не оглядываясь на Корбина, произнес я.

Люди Анзора допрос проводили с пристрастием, этого Александр не скрывал. На самом деле я опасался увидеть бывшего управляющего с переломанными руками и ногами. Не исключал возможности, что он и вовсе при смерти. Нет, его перед моим приездом привели в более-менее сносное состояние. Не удивлюсь, если и обезболивающее вкололи. Зная Жало, несложно предположить, что тот мог подстраховаться.

– Отвечай! – гаркнул Александр.

Обернувшись, я увидел, что на губах Корбина играет кривая улыбка, а глаза – с расширенными зрачками. Тем не менее его покачивает, да и стонал он недаром, когда с нар поднимался. Похоже, дознаватели перестарались как с выбиванием признания, так и с вколотым снадобьем. Увы, но быстро снять боль легче всего опиумом, который дешев и не запрещен к продаже. Это еще один из пунктов моих споров с Портейгом. Профессор категорически против изъятия из аптек сильного обезболивающего, не соглашаясь, что люди из-за него становятся зависимы.

– Мне не столь интересно, на какую вы работали страну, достаточно того, что предали Россию, – подошел я к бывшему управляющему. – Могу допустить, что из-за каких-то убеждений или проблем в личном плане. Но, черт побери, у меня в голове не укладывается, как можно предать Родину! Или это из-за наживы и желания красиво пожить?

– А разве я этого не достоин? – неожиданно ответил Корбин. – Чем я хуже вас или ваших шавок, которые могут себе позволить в ресторанах развлекаться и девиц понравившихся в кабинетах обжимать? А?! Есть у меня гордость и самоуважение! Вы все плохо кончите, народ вас на вилы поднимет или освободители земли Русской придут и накажут!

– Ах ты мразь! – выдохнул Александр и коротким ударом заехал Корбину под ребра, а потом добавил по печени несколько раз.

Бывший управляющий рухнул на нары и демонически рассмеялся, после чего изрек:

– Гниды вы! Ничего, захлебнетесь в кровушке!

Всего я ожидал, но не такого разговора. Предполагал, что арестованный начнет на коленях ползать и прощение вымаливать. Он на самом деле говорит, что думает, или это так опиум действует?

– На кого он работал? – обратился я к Александру.

– Насколько мы смогли проследить цепочку предполагаемого перемещения двигателя, Британия в этом замешана. Конечный получатель груза – фирма «Баркер», специализирующаяся на пошиве и продаже обуви. Считаем, что получатель подставной, – ответил правая рука Анзора. – Не удивлюсь, что адрес использован с единственной целью – не вызвать подозрений, а впоследствии груз заберет совершенно другое лицо. Анзор предлагает проследить, кто это будет. В ящик напихать металлолом или камни и сделать вид, что нам ничего о посылке не известно.

– Но ведь, – кивнул я в сторону над чем-то смеющегося Корбина, который ползает по нарам, – ни для кого не секрет арест этого господина.

Понимаю, что наша контрразведка хочет затеять игру с вражеской стороной. Допустим, груз заберет заказчик и… Что нам это даст? Ровным счетом ничего. А вот если в ящик загрузить двигатель и части самолета, предварительно внеся такие изменения, чтобы надолго озадачить противника, то нам это может принести пользу. Как минимум пару недель форы.

– Анзор сказал, что груз изъяли без шумихи, могут посчитать, мол, недоглядели и не знали, – пожал плечами Александр.

– А сам как считаешь? – поинтересовался я, но ответа не стал дожидаться, спросил о другом: – Черт возьми! Чем вы его накачали? Он явно одурманен!

– Гм, перестарались слегка, – печально вздохнул Александр. – Ваше высокопревосходительство, пойдемте в кабинет, этот, – он указал рукой на гладившего ладошкой нары Корбина, – все равно ничего рассказать не в состоянии.

– Скажи, а на хрена вы ему обезболивающее кололи, да еще в такой дозе? Я же предупредил, что приеду!

– Ну, он говорить не мог, – опустил голову Александр, – только визжал и плакал. Потребовалось два укола, первый не помог, потом его в надлежащий вид привели и…

– Хватит, – оборвал я откровения. – Пошли посмотрим, какие вы из него признания выбили.

Верить или нет тому, что в протоколах понаписали? Доказательств выше крыши, а номера счета, где лежат деньги, полученные за работу на англичан, – нет! С другой стороны, все складно и соответствует виденному на заводе, да и хотел Корбин со своей сожительницей из Екатеринбурга ноги делать. Но что-то тут мне не дает покоя, какая-то зацепка и несоответствие.