Война Катрин - [34]

Наконец мы перешагнули через последнюю загородку и оказались в деревне. Школу мы нашли сразу – среди пустынных улочек единственное место, где кипела жизнь. Учительница была о нас предупреждена. Фермер приходил вчера, чтобы нас записать. Она даже не попросила нас назвать свои фамилии, сразу дала понять, что знает, кто мы.

– Приезжал старый сыч с фермы, сказал, что вы у них поживете, пока вас не заберут ваши тетушки. Посмотрела я на него и на его телегу и подумала, жить вам там будет не сладко. Я и детей его знаю, они такие же. Одно слово, темнота деревенская, тупость непроходимая.

Меня эта учительница сразу насторожила. Хотя она и выразила уверенность, что я помогу ей обтесать здешних «увальней» с окрестных ферм. Дескать, они ничего не понимают из того, чему она старается их научить. Ни один не может списать с доски предложение без ошибок, ни один не может сложить правильно два числа, не говоря уже о делении, которое для них все равно что китайская грамота. Она не собиралась быть учительницей. И сразу нам заявила, что терпеть не может эту работу, только мерзкая война заставила ее снова вернуться в класс. А так-то она получила диплом о высшем образовании и рассчитывала поехать в Лимож и работать там в каком-нибудь учреждении. Может быть, на почте, а еще лучше в банке. Она всегда мечтала уехать из деревни и жить в городе, где люди «более открытые и, разумеется, гораздо умнее деревенских пентюхов».

Чем дальше, тем меньше она мне нравилась. Всех вокруг она презирала и восхищалась только собственной персоной, в общем, мне хотелось сбежать от нее куда подальше. А она говорила, говорила и никак не могла остановиться, обращаясь к нам с Алисой, словно мы ее лучшие друзья. Но Алиса витала где-то в своих мечтах, хотя смотрела на учительницу широко открытыми глазами.

А та все продолжала говорить. Когда здешнего школьного учителя призвали в армию, учить детей стало некому. Вот кюре и заставил ее взять на себя школу. До этого-то прямо в глаза называл грешницей, которая «модные платья любит больше ближних», выговаривал за «капризы балованной девчонки», предсказывал, что она «плохо кончит», а тут сам пришел и стал просить. Она очень нужна всей деревне. Кому, кроме нее, ребят учить? Война, не война, а бездельничать им позволять никак нельзя!

– Больше никаких упреков и осуждений, я Жанна д’Арк, спасительница деревни.

Она все же поехала бы в Лимож, да боится, что, пока идет война, ей не найти в городе работы. По крайней мере такой, которая позволила бы откладывать хоть немного денег. Но она твердо решила: как только война кончится, она больше в школу ни ногой!

– Хотела бы я знать, кто мог вас доверить этой семейке темных отсталых крестьян! Лично для меня это очень странно!

Все это она нам высказала на одном дыхании, не давая мне вставить ни единого слова, и в присутствии всех ребят в классе. Ну и ну. Учительница, похоже, была круглой дурой, и семья, которая нас приютила, показалась мне по сравнению с ней гораздо симпатичней. А до чего себя ценит! Одета как героиня американского фильма, накрашена, будто стоит на съемочной площадке. Она показала каждой из нас указательным пальцем:

– Алиса! Налево, к малышам! Катрин – красивое имя, – прибавила она на ходу, – направо, к старшим!

Она выдала нам по тетрадке, быстро представила десятку ребят от шести до тринадцати лет и попросила меня написать на доске дату. Уверена, хотела проверить, могу ли я написать день недели и месяц без ошибки. Успокоившись, по крайней мере, на этот счет («Возможно, хоть сегодня есть надежда?» – шепнула она мне и подмигнула), она начала урок с того, что написала на доске поговорку: «Сегодня украл яйцо, завтра быка уведет за кольцо». Несмотря на наводящие вопросы учительницы, смысла этого высоконравственного изречения, похоже, никто из учеников не понял.

– Мадам, яйца крадут лисы, но они никогда не нападут на быка, вы уж мне поверьте, – сказал один.

– Яйца крадет дядюшка Було, когда маленько подвыпьет, это правда. А всерьез напившись, он дедушкиного ружья боится и задает стрекача, как заяц. Но чтобы Було быка украл, не было такого. Зачем же преувеличивать? Бык и яйцо – вещи разные, – объяснил другой.

Их ответы учительница тут же называла непроходимой глупостью и дурью.

Я молчала, меня все, что я слышала, скорее забавляло. Я знала эту поговорку и знала другую, похожую на нее: «Один раз украл, навек вором стал», но не собиралась сообщать о ней вслух, встав перед всем классом. Хотя мне казалось, что она будет всем гораздо понятнее. Учительница повернулась ко мне. Сказала, что на меня надеется. Я оправдала ее надежду, объяснила ребятам, в чем смысл поговорки, и они с интересом меня выслушали. Мадемуазель Арманда была довольна, вообразив, наверное, что наконец-то в ненавистном ей классе появился кто-то, с кем она может поговорить. А вот Алиса не поняла пословицы и после моих объяснений. Когда я уселась на место, она придвинулась поближе и зашептала:

– Скажи, пожалуйста, ну кому захочется красть быка? Невозможно украсть такую громадину. А главное, зачем?

Учительница перешла от нравственных проблем к письму и велела всем в классе списать текст на странице тринадцать из книжки «Путешествие двух детей по Франции»