Vox Humana - [10]

На планах вдоль и поперек:

Краеугольным камнем Фельтен

В той стройке башенной залег.

1933

ТРИ РЕШЕТКИ

Черным кружевом врезана в пепел

Серых дней и белесых ночей

Та решетка великолепье

Похорон или палачей.

И другая гранит свой покатый

Приструнила, нарядней стократ,

Где ущербным мрамором статуй

Населен поредевший сад…

Смят железной когортой столетья

Пышный век тот, раскатанный в лоск.

Воронихин, Фельтен и третий…

Тает камень, как тает воск.

И, за шкуру свою беспокоясь, –

О, защитный растреллиев цвет! –

Отдал Зимний свой царственный пояс

Парку лучших советских лет.

Так росли мы сквозь годы глухие,

Тень осины в квадратах тюрьмы:

Город – гордость любой России –

По решеткам запомним мы.

1933

СМОЛЬНЫЙ:I

Утро. Ветер Воздух вольный.

Колесован снег и след.

Вырисовывает Смольный

Свой китайский силуэт.

Словно поднятые пальцы –

Боковые купола…

Время, выведшее, сжалься

Над ладонью из стекла.

Первой льдиной, легче дыма,

Рассыпается собор:

В горнах дней неуловимо

Тает выспренный фарфор.

Неужели, неужели

Мы навек осуждены,

Вместе с замыслом Растрелли,

У Китайской лечь стены?..

… Из-под палок Николая

Госпиталь кровавый встал,

И Кропоткин, убегая –

Азиатчины бежал.

1933

«Когда на выспренные стены…»

Когда на выспренные стены

Прозрачная спадает тишь, –

Ты – снова ты, мой город тленный,

И раковиной ты шумишь.

Дрожат твои пустые створки –

Надломленный веками щит…

Пускай витийствующий Горький

О братстве вычурно кричит:

Мы не приветим, не приемлем,

Своими мы не ощутим

Ни их размеренные земли –

В веках мертворожденный Рим, –

Ни сон, который смутно снится

Слепцам на скифском берегу,

Где Русь – высокая волчица –

Легла. И стонет на снегу.

1929, 1930

III

«Лепным прибоем, пеной в просинь…»

Лепным прибоем, пеной в просинь

На площадь вылетел дворец –

И дивной арки Карло России

Над нами тяжкий был венец.

Под ветром выстывало тело,

Нет, не по-прежнему, не так…

И мостик Певческой Капеллы

Двойной и гулкий принял шаг.

… А по ночам, лицом в подушку,

Мой друг, мне можно вспоминать:

Здесь Блок бродил, здесь умер Пушкин,

Здесь мы не встретимся опять.

1932

«Еще не выбелен весной…»

Еще не выбелен весной

Наш вечер. Льды не тонут.

Здесь всё воспето было мной,

И только Петр – не тронут.

Меня учила с детства мать,

Тому назад, когда-то,

В молчаньи подолгу стоять

Под аркою Сената.

Да, здесь, где был, сквозь лед, огонь

И воду – век распорот,

Поставлен миру на ладонь

Наш неизбывный город.

1932

«Отдай обратно мне мои слова…»

Отдай обратно мне мои слова.

Зачем Тебе высокий строй и нежность? –

Для нас двоих была тогда Нева

Такой большой, прославленной и снежной.

Со мною дни нещадно сводят счет,

Всё тяжелей в висках биенье крови.

Как дивно мне, что так очерчен рот

И так легки мальчишеские брови.

Когда-нибудь, измучившись сперва,

Когда в борьбе Твои ослабнут силы,

Я с губ Твоих сниму все те слова,

Которых я Тебе не говорила.

1932

«Какое солнце встало, озарив…»

Какое солнце встало, озарив

Твой город, теплый, словно стенки горна:

Кроваво-красным кажется мне шрифт

В разлете книг, хотя он – просто черный.

Смотри, чтоб то, что начато Невой,

Не обернулось Зимнею Канавкой.

Мне лучше быть не женщиной живой,

А так, двухцветной книжною заставкой:

Чтоб покрывался пылью легкий дом,

Не стали дни ни лучше, ни тревожней,

Чтоб наугад, когда-нибудь, потом,

Меня открыл рассеянный художник –

И удивился тихо, про себя,

Что верен штрих и линия не смыта,

Что, вчерчена, стою навеки я

В больших квадратах невского гранита.

1932

«На берега Твоей Невы…»

На берега Твоей Невы

Ложится снег, сухой и белый,

И дрогнут каменные львы,

Слегка распластывая тело.

И сердце, в легкую игру

Входя, как пар летит на иней,

Как львиный камень на ветру

Оно, распластанное, стынет.

1933

ПАВЛОВСК

На белые ресницы маргариток

Легла роса: цвет снега и колонн.

Двенадцати аллей песчаный свиток

Разверзнут вширь. Здесь правит Аполлон.

И желтизна дворцовых стен – как осень,

Как маргариток желтенький глазок.

Нам отдых дан. Мы большего не просим.

На солнечных часах нам – выйдет срок.

Недвижен Павел, озирая службы,

Где гонг сзывает граждан на обед.

О, милый Павловск, храм нетленной дружбы

С той родиной, которой больше нет.

1934

СФИНКСЫ

Шпионы разных государств,

Порой влюбленные в друг друга, –

Что нам названья наших царств,

Златого Рога или Буга…

Национальности скрестив,

Как меч, как редкую породу,

О, дважды Сфинкс из древних Фив,

Как ценим мы свою свободу!

И, застывая над Невой,

В глазах повторно повторимой,

В Тебе я вижу облик свой,

С Тобою несоединимый.

1934

«Ты целуешь в губы жарко…»

Ты целуешь в губы жарко,

Обещаешь даль и дом –

Мне Нева, моя товарка,

Машет синим рукавом.

И других домов не надо:

В ночь – скамьи гранитной кант,

Над водой стоят громады

Зданий – каменных Орант.

Что любых Европ закаты?

От всего отженена,

Мне Невы гранит покатый –

Нерушимая стена.

1935

«Блаженство темное мое…»

Блаженство темное мое,

Последний кров мой, спутник милый,

Нева, гранитный водоем,

Река моя! Моя могила!

Плащ богородицын – слегка

От ветра складки – волны – чаще…

Как назову тебя, река?

Невою. Летой. Всех Скорбящих…

Где книзу шире рукава,

Бери – песков покаты плечи –

Ты, троеручица – Нева,

В объятья, крепче человечьих:

От страшных истин бытия,

Не к лучшим дням, не к ровной славе –

Ты тихо вынесешь меня

В моря, которыми он правит.