Вот пришел папаша Зю… - [5]

Генька умолк, сделал паузу и продолжал:

— Сначала-то я запил, конечно. Года три не просыхал. Благо, аппаратов было навалом: бери любой, да гони. А потом надоело мне это дело. Стал я снова кумекать да колдовать в своём сарайчике. И вот — скумекал! — Гений Иванович горделиво посмотрел на свою SОНЬКУ. — Пока она у меня только на три года назад возвращает. А я хочу, чтобы снова в девяносто первый вернуться, да жёнку свою за макаронами этими проклятыми не пустить. Тоскую я по ней…

— И ты что же, испытывал машину-то свою? — спросил Борис Николаевич. — Возвращался на сколько-нибудь назад?

— Да я уж раза два в девяносто пятый гонял, — сказал Гений Иванович. — Один раз недавно вот с его сотрудниками, — указал Генька на Паутина.

— Было такое, — подавя довольную улыбку, согласился директор ФСБ.

— Ну!? — удивленно поднял брови Ёлкин. — И как оно там?

— А так, как было в девяносто пятом, Борис Николаевич. Доллар четыре тысячи, то есть, по-нынешнему, четыре рубля стоил, — улыбаясь, сказал Паутин. — Был, так сказать, краткосрочный эксперимент в целях проверки.

— Машина моя ещё не усовершенствованная, — продолжал Генька. — И с норовом. Однажды меня аж в девяносто третий занесла. Я Маркедона с собой взял. А он там любовь закрутил с соседской Ангарой. Вернулся я обратно без Маркедона. Пытался несколько раз снова туда попасть — нет, не получается пока.

— Борис Николаевич, возможно! — воскликнул Валентин Юнашев. — Видите, он с псом в девяносто третий перебросился, а вернулся без него. Значит, изменять события возможно!

Ёлкин довольно крякнул.

— А на чём она у тебя работает? — спросил он.

— Тут у меня схема такая, — оживился Генька. — Ежели заливаешь её брагой и перегоняешь в самогон, получается прямой процесс — переносишься вперед. А ежели наоборот — самогон перегонять в первоначальную стадию браги, пойдет обратный процесс — возвращаешься назад. У меня там закрытая циркуляция.

— Гений Иванович, — обратился к умельцу до того молчавший и внимательно всё слушавший один из приглашённых башковитых, — вы не могли бы нам объяснить принцип работы вашей… так сказать… машины времени? Мы с коллегами вот уже несколько дней пытаемся разобраться в её схеме… и, простите, ничего не понимаем.

— А я и сам не понимаю, как она работает, — развёл руками Генька. — Вот сюда заливаешь, вот тут открываешь, вот тут рвёшь рубильник на себя и — процесс пошел, как говорил наш «минеральный».

— Гений Иванович, — спросила Татьяна, — а в будущее вы когда-нибудь перемещались?

— Не-а, — почесал в затылке Генька. — А чего там делать-то? Дорожает всё. Чёрт-те знает, какие цены будут годика через два. Я когда в девяносто третий гонял, глядь — водка копейки стоит по нашим-то ценам! Хотел взять ящик, так деньги тогда другие были. Облизнулся только.

— А чё это, Гений Иванович, имя-то у тебя такое? — перешел на неофициальную часть беседы Борис Николаевич. — И фамилия… Прозвище, что ли?

— Не-а, — снова осклабился Генька. — Мы завсегда Безмозглыми были. Ну, папаше надоело это, он решил: пусть хоть один умный будет, в гениях походит. Вот и назвал меня.

В лаборатории на несколько минут воцарилось всеобщее веселье, постепенно сменившееся тишиной: заметили, что Борис Николаевич снова призадумался. Вдруг он резко поднял голову и торжественно обратился к Геньке:

— Значит так, Гений ты наш Иванович! Задание тебе такое будет: верни ты нашу страну… меня то есть, в… осень девяносто шестого года. Только раньше этого не надо! Это когда я, значит, из больницы вышел уже… и того, к делам приступил. Сможешь?

— Сбацаем, Борис Николаевич! — совсем освоился Генька.

— Сколько времени тебе нужно на подготовку?

— А чего нам, хоть сейчас! Машина моя на ходу.

— Ну тогда не будем откладывать. Сегодня у нас воскресенье, давай-ка на завтра и назначим.

— Понедельник — день тяжелый, Борис Николаевич, — суеверно сказал Юнашев. — Может, лучше во вторник?

— Ну ладно, в понедельник не надо, — согласился Ёлкин. — Назначаю день: вторник… Какое число-то у нас будет?

— Двадцать пятое, Борис Николаевич, — подсказал Паутин.

— Значит, двадцать пятого августа, вторник… Стартуем, понимаешь! — И Ёлкин победоносно глянул на окружающих, словно автором SОНЬКИ был он.

Кто не пьёт шампанское, тот рискует

Весь понедельник команда Елкина готовила документы и ещё и ещё раз прорабатывала план развития страны с осени девяносто шестого. Основные этапы были намечены, учитывая все произошедшие за два года ошибки.

Борис Николаевич официально приступил к своим делам, но, конечно, ему было не до них. Он рассеянно смотрел поверх бумаг, принесённых ему для работы, и разрабатывал свою государственную глобальную мысль, застрявшую в его голове ещё в Завидове, едва ему доложили о машине времени. Мысль заключалась в том, чтобы перенестись в роковой для России семнадцатый год и всё переиграть там. Февральскую революцию можно оставить, но любыми путями остановить этот треклятый октябрьский переворот. Передушить всю шайку большевиков к чёртовой матери вместе с их главарём. У России должен быть другой путь.

Значит так: сейчас они быстренько перенесутся в девяносто шестой, все там исправят — но это мелочи. По прибытии он сразу же даст указания подготовить группу лучших учёных со всей страны. Он не остановится ни перед чем. Если понадобиться, перекупит за любые деньги лучшие мировые умы. И бросит их на дальнейшую разработку SОНЬКИ. А на этого Безмозглого молиться надо! Пообещать ему золотые горы, всё, что захочет… А если не захочет — заставить. Кнутом и пряником!