Вот пришел папаша Зю… - [2]

Чёрный понедельник

Следующий день Борис Николаевич провел как обычно: купался, ловил уклейку и принимал воздушные ванны — у него все-таки отпуск.

После обеда он позвонил в Москву, узнать, как дела. Дела были хреновы.

В обменных пунктах сразу образовались очереди: почуяв неладное, народ бросился скупать валюту. А заодно — продукты в магазинах. Пресса поднимет вой только в завтрашних газетах, но сегодняшний день уже окрестили «чёрным понедельником».

Правительство срочно разрабатывает план выхода из кризиса. Уже намечены кое-какие положения. По-видимому, предстоит объявить об отсрочке возврата долгов. А это значит, признать государство банкротом. Красиво и по-научному это звучит так: суверенный дефолт. На пятницу 21 августа решено созвать внеочередное заседание Государственной Думы.

От последнего сообщения Борис Николаевич крякнул: похоже, заварушка уже начинается.

Вечером он пытался отвлечься от тяжких дум, с Борькой-Вторым сыграл в теннис, потом несколько партий в шахматы. На корте равных ему нет, но в шахматы продул с позорным счётом: мысли были заняты не тем.

От Госдумы ничего хорошего ждать не стоит. Кровожадные депутаты будут требовать его отставки. Правда, по Конституции не так-то просто провести импичмент, даже если за него проголосуют все депутаты — это им не Америка, понимаешь. Недаром Конституцию он разрабатывал сам. Но шумной бучи и истерик не миновать.

Борька ставил ему шах за шахом. Сначала ликующе, потом с некоторым удивлением, объявлял:

— Дед, тебе мат!

Ночью в бессонные часы Борис Николаевич снова думал. Думал, что же это ему так не везёт, и как бы ещё продержаться два года.

Потом ему приснился странный и сложный сон: будто в какую-то то ли воронку в разбомблённой стране, то ли пропасть в горах летят всевозможные учреждения, целые заводы и фабрики, чиновники со столами и портфелями, рубли, доллары, его самого того и гляди закружит и утянет, но он взирает на всё это сверху, как бог Саваоф, и знает только, что всё это — дефолт.

Безмозглый гений

Утром после завтрака Борис Николаевич потребовал свежие газеты.

«Рублю разрешили падать»… «Ситуация в России стремительно приближается к критической»… «Россия на грани политической катастрофы» — гласили газетные заголовки.

Ну вот, начинается! Конечно, что от них ещё можно ожидать? Сейчас главное — спокойствие. Никакой паники. Если вернуться в Кремль, все решат: у них всё валится. Нужно делать вид, что ничего страшного не происходит: президент отдыхает, значит, все идёт как надо.

После обеда из Москвы позвонила Татьяна.

— Папка! — голос был почему-то восторженно-радостный. — У нас тут такое! Такое! Мы срочно выезжаем к тебе!

— Это какое же у вас там? — спросил Борис Николаевич.

— Папка, только ты не волнуйся — у нас тут открытие на весь мир! Это не телефонный разговор. Мы сейчас приедем! — и дочь положила трубку.

«…На весь мир… — недовольно пробурчал Борис Николаевич. — Россия — сама по себе давно уже открытие на весь мир, понимаешь. Пора бы уж поутихомириться».

Через некоторое время к резиденции действительно подкатили правительственные машины. Одна из них — тёмно-синий «мерс» Татьяны Доченко. Из машин вышли руководитель президентской администрации Валентин Юнашев, пресс-секретарь Сергей Ястребженский, Павел Бородкин (управделами Кремля) и новый директор ФСБ — Владимир Паутин. Юнашев галантно открыл дверцу синего «мерса», помогая выйти Татьяне Борисовне.

Борис Николаевич принял гостей в неофициальной обстановке — в саду за чайным столиком, и в весьма неофициальном костюме — вязаной кофте и шлепанцах на босу ногу. При появлении столь необычной разношерстной делегации он удивленно поднял брови, теряясь в догадках, что бы это значило. Кризис кризисом, но при чём тут завхоз и ФСБ?

Пресс-секретарь, как всегда, был невозмутим; Бородкин, как всегда, важен, а у нового директора ФСБ то ли от нетерпения, то ли от волнения поигрывали желваки на скулах. Татьяна странно светилась, а Юнашев радостно улыбался.

— Чего это ты сияешь, как медный таз, понимаешь? — обратился Борис Николаевич к Юнашеву. Валентин давно был ему за сына, и Ёлкин с ним особо не церемонился. — В стране, газеты пишут, кризис, а он сияет.

— Это дело поправимое, Борис Николаевич, — не переставая улыбаться, сказал Валентин Борисович и загадочно посмотрел на президента.

— Папа, сенсация! — первой не выдержала Татьяна. — Изобретена машина времени!

Мужчины снисходительно посмотрели на Татьяну: ну что с неё возьмешь — женщина!

— Разрешите доложить? — по-военному спросил у верховного главнокомандующего Владимир Паутин. И, не дожидаясь разрешения, осторожно начал: — Борис Николаевич, только что в Москву самолетом доставлен… некий умелец. Есть данные, что он сконструировал аппарат, который… скажем, может перемещать людей во времени.

— Как утверждает наш умелец, аппарат возвращает пока только года на 3–4 назад, — вставил Валентин Юнашев. — Ещё не усовершенствован. Но все равно, Борис Николаевич, какие перспективы!

— Ну-ка, ну-ка, выкладывайте, — заинтересовался Ёлкин. — Кто такой, почему не знаю? — заговорил он языком одного из своих любимых киногероев — Чапаева.