— Борис Николаевич, — обратился к президенту Ястребженский. — Имя и фамилия у нашего умельца весьма необычные: звать его — Гений, а фамилия — Безмозглый.
— Эт чё, Гений Безмозглый, получается что ли? — засмеялся Ёлкин.
— Получается, — все присутствующие подобострастно развеселились.
— И где же вы откопали этого Гения Безмозглого?
— В Сибири, Борис Николаевич, — вкрадчиво сказал директор ФСБ. — Мои его вычислили.
Ёлкин внимательно посмотрел на этого нового директора — ко многим его положительным качествам прибавилось ещё одно: шустёр.
— Так что там с нашим Гением? — потребовал Ёлкин.
— Что интересно, Борис Николаевич, — вставил слово до того молчавший Павел Бородкин. — Свою машину он сконструировал… из чего бы вы думали, Борис Николаевич?
Борис Николаевич ничего не думал. В ожидании он воззрился на Бородкина.
— Ни за что не догадаетесь, — игриво говорил Пал Палыч. — Из старых самогонных аппаратов!
Это было что-то новенькое. Борис Николаевич недоуменно смотрел на присутствующих. По их лицам снова заблуждали улыбки.
— Так и есть, Борис Николаевич, — снова доложил Владимир Паутин, — из самогонных аппаратов. Но главное — действует: мои ребята с ним уже перемещались. Хотя принцип работы пока совершенно непонятен. Величает наш Гений свою конструкцию — «Сонькой».
— Эт чё, «SONY» в русском варианте, что ли?
— Нет, Борис Николаевич. У него жена любимая была — Софья. Умерла. Вот он в честь её и назвал. Но эту историю он вам лучше сам расскажет.
Борис Николаевич впал в глубокую задумчивость. В такую глубокую, что гости подумали было, что он задремал. Но в государственном мозгу Ёлкина шевельнулась и пустила корни интересная мысль.
— Папа, это же такие возможности! — первой решила вывести из задумчивости отца Татьяна. — Можно вернуться в девяносто пятый год, например, представляешь?
— В девяносто пятый не надо! — встрепенулся Борис Николаевич. — По-новой пережить всю президентскую кампанию у меня не получится.
— В девяносто шестой, Борис Николаевич! — выпалил свой долгожданный план Валентин Юнашев. — В это же время — в август девяносто шестого года, уже после выборов. Мы тогда многое сможем переиграть, Борис Николаевич! Очень многое! Избежать кризиса. И вообще…
— Ну… вы… ладно. Вот что… — тяжело соображая, изрёк Борис Николаевич. — Мне нужно самому поговорить с этим вашим… нашим… Гением. Куда вы его упрятали?
— В надёжном месте, Борис Николаевич, — уверил президента директор ФСБ. — Предоставим по вашему первому требованию.
— Предоставьте, — возжелал Ёлкин. — Пред мои царские очи: сам узреть умельца хочу, — велеречиво заговорил он.
— Вам его сюда доставить, вместе с агрегатом?
— Борис Николаевич, — забеспокоился Юнашев, — агрегат его уж слишком громоздкий, плохо переносит транспортировку. Не вышел бы из строя.
— Эт чё, мне, что ли, ехать к нему нужно? — недовольно спросил патрон.
— Папа, у тебя все равно скоро отпуск кончается, — смягчила недовольство отца Татьяна. — Тебе в следующий понедельник на работу. Потерпит уж Гений со своей «Сонькой».
Борис Николаевич снова задумался.
— Ладно, — наконец изрёк он. — Значит, так: предоставить лабораторию, оборудование, материалы — всё самое лучшее и передовое. Людей самых башковитых…
— Не осталось башковитых, Борис Николаевич, — развел руками Юнашев. — Все башковитые давно за бугром, за доллары продались.
— Ну, уж что осталось… Одним словом, дать всё, что ни попросит.
— Да он сейчас, Борис Николаевич, только одного просит — опохмелиться, — пожаловался Бородкин. — Выделил я ему материалы — технический спирт для машины, а он его употребил не по назначению. Еле откачали.
Ёлкин расплылся в понимающей улыбке.
— Ну, это дело святое. Опохмелиться нужно дать, конечно. В запое?
— В запое, Борис Николаевич, — махнул рукой завхоз Кремля. — Как привезли его, так не просыхает.
— Вывести из запоя. Чтоб к моему приезду был как стеклышко и в полной готовности. Как космонавт. Докладывать мне лично обо всём. И ждать моих распоряжений. Идите исполняйте, что царь велит, — отпустил с миром гостей Ёлкин.
— Борис Николаевич, одно маленькое уточнение, — попросил Ястребженский, — я так понимаю, что в прессу никаких сообщений о нашем умельце и его изобретении просочиться не должно?
— Правильно понимаете, Сергей Владимирович, — похвалил сообразительность своего пресс-секретаря патрон.
И для полной убедительности Ёлкин приставил к вытянутым губам указательный палец.
