Вот оно - село! - [7]
— На какого дьявола я все это собирал? Ну и дурак! Вот дурак!
— А не говорила я тебе?
— Говорила! "Говорила, да не вразумила"!
— Вот и любуйся!
— Ни тебе закурить, ни тебе хоть что-нибудь! Ну, куда ты его?
И снова засовывает в торбочку или в сундучок и взгромождает на чердак до следующей "перетруски". Издания 1923 года мало.
— Не хватает! Да и где его набраться, когда супонь — полсотни! Дела!
И вот теперь, когда вспомнишь, сколько этого "печатного слова" брошено было в деревню в 20, 21 и 22-м годах, просто диву даешься, как это до сих пор не ликвидирована на селе неграмотность.
Правду говорит пословица: "Век живи — век учись".
Что бы вместо разных рисуночков да "водяных знаков" на этом "слове" напечатать азбуку и букварь.
На все бы учебники хватило.
На "лимонах" — азбука.
На "пятилимонах" — букварь.
На "десятилимонах" — другой учебник.
И т. д., и т. д.
Вот теперь в долгий зимний вечер и было бы что почитать Кондрату Степановичу, торбочку или сундучок перетряхивая. А так Кондрат Степанович нервничает, потому что:
— Ни к чему оно мне!. . . . . . . . .
Путной книги, что и говорить, на селе нехватка.
— Нет ли там у вас какой газетки или книжки? А то глядите, до чего докурился!
Читаю: "Царь бо царствующих и господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным".
— Видите, до чего дошло? Царь царствующих пришел снедать с верными, а я из него цигарку! Грех да и только!
— Поверите, "богородицу" еще до пасхи скурил! До чего ж бамага добренная: тоненькая да выдержанная! Кинулась на троицу Килина "богородицу" искать, чтоб Ванько ей про вспение прочитал, а я и корочки на чердак забросил. Туда она и сюда она, шарила и за иконой и за дежкой [2]… А я сидю под яблоней: "Ищи, — думаю, — ищи! На небе уже твоя богородица! С дымом, пусть бог простит!"
— А ведь оно на том свете так даром не пройдет. Как посадят на сковороду да этой самой "богородицей" и начнут поджаривать.
— А что поделаешь? Ее ж, бамаги этой, не накупишься! Да что уж про меня говорить? Я не из больно праведных… Вон дед Оверко и в петровку и в спасовку каждый год говеет, а и тот не удержался. "Деяния" докуривает… Сядет на завалинке, развернет: "И бысть внезапу с небесе шум, яко носиму дыханию бурну и исполни весь дом, идеже бяху седяще".
Слова-то какие!
А он утрет слезу:
— Прости меня, господи, грешного!
Др-р-р-р!
— Уже последний листочек только… А что дальше делать будем, так и не знаю. На все село один-единый часослов у Панаса остался… Еще его покойный дед в Алексеевке на ярмарке купил! Да и от того кто-то титул отодрал…
— Так коли случится какая газетка, дайте, спасибо вам!
Дал! Дал и со своей "усмешкой". Не страдать же человеку!. . . . . . . . .
Так вот, как видите, на селе с "путными" книгами тяжко. Нету!
Пощекочите, пожалуйста, правление "Село — книга".
Село думает, что за два года уже можно успеть все места перечесать.
Даже те, что никогда не чесались…
Тут у нас слух пошел, что "Село — книга" в Москве изрядную партию книг закупила, тех, что там не идут…
У нас они пойдут…
Ежели они на русском языке, да еще с такими словами, как "апперцепция", "конъюгация", "девальвация", "пертурбация", "сигнализация" и "акация", то тут их вмиг расхватают…
Такие "козьи ножки" свернут, как у завторготделом "Село — книга" правая нога!
Так ждем!
Сколько ей, этой "Село — книге", надо времени, чтоб до села книжку довезти?
Два года, как видим, мало. Ну, подождем еще два… А тогда сами станем писать, сами и печатать.
Ведь сказал же на днях Ивашко:
— Сто за церт: урок тебе зададут, а сто ты его, из батькова картуза выуцись? Ей-бо, сам себе книзку напису!..
Так-то!
1923
Перевод А. и З. Островских.
[1] _Торбочка_ — сумка.
[2] _Дежка_ — бочка.
"Профобр"
Рано начинается на селе профессиональное образование.
Тогда оно начинается, когда Ванько или Одарочка уже "отлучены" и когда рубашонка Ванька или Одарочки подымается выше того места, о котором вы сейчас как раз думаете, и завязывается узлом на спине.
— Чтоб не замарало. А то оно у меня, простите, на затычку слабовато…
Ванько (или Одарочка) в эту пору своей жизни трудовой уже крепко держится за родительскую юбку, и только от него и слышишь:
— Мама! Мони!
— Да не мамкай ты у меня над душой! На вот тебе прутик: гони гусей за ворота! Он у меня хороший мальчик! Гони, гони! Мама на базар поедет, гостинца купит!.. Вот так! Так их! Гиля, — кричи, — гиля! Вот так! Вот цаца, Ванько! Вот цаца! А Меланя — кака! Она маму не слушает… Гони! Гони!
Это первые, самые ранние шаги на пути профессионального просвещения будущего гражданина Украинской Социалистической Республики, может быть, будущего члена Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета, а возможно, будущего писателя.
"Гуси" — это первый и непременный этап профессионального образования, воспетый поэтами:
(А. Панов.)
Программа профессионального образования у нас на селе сложилась, с одной стороны, на основе извечных традиций, с другой — на основе требований жизни.
Наробразом служат у нас наши выгоны, наши рощи, яры, балки, наши "поля необозримые", наше солнце золотое и наше "лазурное молоко"…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Немного природоведения, географии, этнографии и курортологии. Дорожные очерки и "Крымские усмешки".