Вот оно - село! - [6]

И снова хохот…

И снова "ляп"…

И так до часа, до двух, а то и позднее…

Напоследок еще буйный взрыв "польки" и вихрь из юбок и сапог.

Заключительный аккорд. И "Главполитпросвет" идет спать… Уходят парами…

1923

Перевод А. и З. Островских.

[1] К читателям. Я фиксирую, разумеется, то, что сам вижу на селе. Мне было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь подумал, что я в данном случае разрешаю себе порнографию. Приводя разные выражения (чаще оригинальные, а иногда комбинированные), я хочу показать, какое значение (по большей части шутливое, а иногда и серьезное) приобрели на селе новые слова. — О.В.

"Женотдел"

Коли глянете, бывало, на наше село, — разведете руками:

Ну, чисто тебе "женотдел"…

Видите? Вон Сторчиха за воротами кого-то честит.

Кого?

Спросите ее, она и сама не знает… Такая уж у нее профессия…

Просыпается с "холера б…" и ложится с "а, сто чертей…".

Вон кума Тетяна лупит Миколку за то, что шапку, стервец, потерял.

Вон Наталка Василину веником учит:

— Слушайся, сукина дочка, матери! Слушайся!

Вон Домаха… Вон Параска… Вон Устя… Вон Горпина…

Вон… вон… вон…

Нет, лучше перечитайте святцы: там всех найдете…

И это ж только на улице. А ведь еще по огородам, по хлебам, по садам, по клуням…

Дед Глушко, тот прямо говорит:

— Бабы этой у нас, ну, что жука-кузьки!

Заправилой у них здесь — Ульяна.

Она главный организатор, вожак и советчик.

Заседания "женотдела" проводятся в воскресенье днем на тех же колодах, где вечером работает "клуб"…

Повестка?

Эх, голубoчки мои! Если б вы там, в столице, за каких-нибудь четыре-пять часов могли разрешить столько вопросов, сколько наш "женотдел" разрешает, я с чувством величайшего уважения преподнес бы вам свою суковатую грушевую палку, которой я в лесу гадюк бью!

Начинается (не так, как у вас!) с "текущих дел"!

— …Водили вы уже свою Муру к бугаю?

— …И что-то я, голубонька, примечаю, молока у моей становится меньше! Как бы, упаси господи, не ведьма!

— …И не говорите, матинка, чур ему, чур! На той неделе, в Свинарном, входит Чопиха, уже под вечер, в хлев… А тут из-под коровы — шмыг!

— …А слышали, у Сторчихи — дочка? Я ей говорила: "За своими, шалава, смотри!" А теперь, к петрову дню: "Нате вам, мама, внука!"

— …А та! Щербатая! "Чхать, — говорит, — я на вас хочу!" Ишь, какая! Только мужик со двора, так что твой ероплан через плетень в сад к Петрову Гнату!.. "Чхать!.." Матери своей в пасхальный очипок чхай, сукина дочка!..

Затем следует самый главный и самый жгучий вопрос.

Вопрос исключительно женской компетенции. Религия.

Тут уж "дискуссия" на высоких тонах, с позами, с жестами, подбоченясь…

Здесь идет турнир баптистов, адвентистов и православных.

Преобладают баптисты.

"Православие" молчит.

Если кто и сунется:

— А все-таки церква, она не то, что ваши чтения да пения под поветью!

— "Церква"?! "Под поветью"?! Поп, должно, подморгнул?

(Местный "батюшка" очень слаб насчет "адамовых ребрышек" и чуть не каждую неделю за эту слабость расплачивается собственными святыми ребрами…)

Религиозные дискуссии редко кончаются без пострадавших за "веру христову".

Больше всего "мук святых" достается очипкам…. . . . . . . . .

Как я уже отмечал, главный успех имеют баптисты. Хотя и такую солидную "религию", как баптистская, иной раз побивает самая обыкновенная глиняная кринка.

Оришка уже совсем было к баптистам пристала. Уже с месяц и на моленья их ходила, и церковь забросила, и ругаться перестала.

И надо ж было ей одолжить Христе свою глиняную (ну, совсем новенькую!) кринку. А та разбила!

— Так вот ты какая, сякая-такая, святая да божья? Живой на небо прешься! А кринку раскокала и: "Сестрица, не бранись!" Не бранись? А купит мне такую кринку бог твой баптицкий? Глаза под лоб закатила и уже Варвара, думаешь, великомученица?! Берешь, срамница, кринку, не бей, голова б у тебя треснула!

И в первое же воскресенье пошла в церковь. Еще и на частицу подала…

Гром среди ясного неба!

В воскресенье сход!

Председатель сельсовета объявляет:

— Жена имеет такие же права, как муж! Если какой-нибудь станет бить или ругать, каждая имеет право привести его на суд. Здесь мы знаем, что с ним сделать! Выбирайте делегаток!

"Владыки" улыбаются:

— Будет, положим, моя кухарить, как до сих пор кухарила!

А дед Глушко пыхнул люлькой, сплюнул и:

— Это и мою в делегатки? Не будет толку!. . . . . . . . .

Но и у бабы Глушихи и у той, что "будет кухарить, как кухарила", где-то глубоко-глубоко, на са-а-амом донышке, в глазах огоньки загорелись…

1923

Перевод А. и З. Островских.

"Село — книга"

Сказать, что на селе нет печатного слова, нельзя.

Такое "слово" на селе есть. И его немало.

Если взять хозяев с достатком, у которых и в 1921 году кое-что уродилось, то у каждого из них можно найти целый ассортимент печатного слова издания 1921 и 1922 годов…

Издания этих лет всего больше.

Печатного слова времен дореволюционных, времен Центральной рады, гетманщины уже поменьше. Но кое-что есть.

Лежит это печатное слово чаще всего на чердаке, в тайничках, в мешочках.

Кое-кто запихал его в бутылки, засмолил и закопал в землю.

Читают это слово печатное очень редко.

Случается, долгим зимним вечером вытащит Кондрат Степанович торбочку [1] или сундучок, откроет, вывалит на стол то слово печатное, почешет затылок и покачает головой: