Вот брат твой!.. - [48]

В избу вошел незнакомый Яшке мужик, увидев которого отец развел руками:

— Никак, Федор! Скоко лет, скоко зим!

— Дак уж и не помню. Годов пять, чай, не виделись, — ответил пришедший.

— Ну проходи, проходи, — пригласил его Маркел. — Как говорится, пошли бог гостей и хозяин будет сытей! Так пожаловал аль по делу?

— По делу, Игнатьич. Разговор у меня к тебе, да не знаю, как посмотришь.

— Ну, коли разговор, значит, и поговорим посля обеда. За столом-то чего лясы точить, чай, не нехристи.

Что это был за мужик и какого шута ему понадобилось от отца — это Яшку не волновало. Как оказалось — зря.

На другой день его остановил на улице Фрол Ненашев, тот самый охотник, который летом сказал Маркелу, что пора, мол, купить Яшке хорошее ружье. Отведя Яшку в сторону, Фрол сказал:

— Не мое, конешно, дело, Яшк, а токо зря ты.

— Что зря? — не понял Яшка.

— Ну пьешь, говорю, зря.

Яшка раздул ноздри и чуть было не ответил, что такому указчику соленый огурец за щеку, но сдержался. Фрол всегда относился к нему хорошо, и не стоило обижать человека.

— Уж и выпить нельзя?

— Дак можно, никто и не говорит, што нельзя, дак в меру. Маркел-то знаешь што вчерась сказал?

— Что?

— Хотел, сказал, ружье Яшке подарить, а теперь раздумал. Какой из него охотник, когда пьет? Продам, сказал, ружье. Федор Соломатин просит. У него сын женится, дак Федор хочет подарок ему сделать. А отдам Яшке, сказал, он его пропьет со своим цыганом.

У Яшки екнуло сердце. Вот зачем, значит, мужик-то приходил! А отец? Неужели продаст?!

Случайный, как думал Яшка, разговор сильно подействовал на него. Он и предположить не мог, что отец и не собирается продавать ружье, что все разговоры вокруг этого — лишь ширма, а Федор Соломатин и Фрол — лишь подставные куклы. С тревогой он думал о том, как теперь быть, как поправить положение. Без хорошего ружья нечего и думать о медведях, а оно вон чем обернулось — продать. Ну уж нет! Раз такое дело — хрен с ней, с выпивкой. Завяжу на время. Пока отец не успокоится. А отдаст ружье — тогда и разговор другой будет…

В июле, после Петрова дня, Яшка заметил, что отец чего-то придумал. Зачастил к охотникам, а те в свою очередь зачастили к нему и подолгу о чем-то говорили с ним в горнице. Яшка догадывался: эта подозрительная возня имеет какое-то отношение к нему, но не лез к отцу ни с какими расспросами. А тот пока помалкивал, радуясь успеху своей хитрости с ружьем, после которой все неурядицы в доме кончились. Яшка больше не пил, и Маркел, наблюдавший исподволь за сыном, думал: смотри какой молодец — бросил. Значит, будет охотником. Коли пересилил себя — будет.

А Яшка, помышляя только о ружье, строго выдерживал взятую линию и забыл думать о водке. Косте сказал: сиди у себя и не высовывайся, когда понадобишься — скажу. В том, что понадобится, Яшка не сомневался. Отступление было временным, ибо для себя он твердо решил: правдой или неправдой, а завладеет ружьем. Хватит мыкаться с берданкой, намыкался.

А тем временем Маркел сильно удивил Яшку. Принес откуда-то невиданное ружье, да и не ружье даже, а скорее винтовку. Но какую! Длиннющую, с восьмигранным стволом, а самое главное — с кремнем, зажатым в курке. Как стрелять из такой винтовки — Яшка понятия не имел, но отец, довольно улыбаясь, сказал: просто. Из этой «большухи»[4] наши деды стреляли, а мы что, дурнее их? И стал учить Яшку обращению с винтовкой.

Начали с заряжания. Патронов никаких не было, «большуха» заряжалась с дула, куда насыпался порох и вкладывалась круглая пуля. То и другое запыживалось клочками войлока. А чтобы выстрелить — для этого в казенной части винтовки имелась щель с припаянной ниже ее полкой, которая закрывалась крышкой. Она, как объяснил отец, «берегла» до выстрела насыпанный на полку порох. Перед выстрелом ее поднимали, и об нее ударялся при спуске курка кремень, высекая искру и зажигая порох. И тогда «большуха» бабахала.

Новая забава увлекла Яшку, любившего возиться с оружием, но было непонятно, для чего отцу вздумалось обучать его стрельбе из допотопной винтовки. Ты знай учись, отвечал тот, потом скажу, для чего.

Убедившись, что Яшка вполне освоился с винтовкой, Маркел перешел к самой стрельбе. Уводил Яшку в лес и заставлял выстрелами сшибать консервные банки, которые ставил на пни, с каждым разом увеличивая расстояние. Здесь самым трудным было не ссыпать резким движением порох с полки. Ссыпишь — никакого выстрела не будет, сколько ни щелкай курком. Винтовку надо было поднимать плавно и в то же время быстро, и Яшка замучился, пока научился делать, как надо. Да и стрельба из «большухи» отличалась от обычной стрельбы — отдача была такая, что после каждого выстрела Яшке казалось, будто в плечо изо всех сил бьют кулаком. Даже синяки выступали.

Но вот все кончилось, и Яшка наконец-то узнал, к чему готовил его отец. Оказалось, охотники сговорились принять его в свой род, и принять не просто так, а по своему обычаю. Яшка спросил: как по обычаю? Дедушку пригласим в гости, ответил Маркел, а ты ему присягу дашь.

Отец по обыкновению говорил на своем языке, но Яшка давно знал, что означают слова «пригласить дедушку в гости» — убить медведя, и ничего больше. Такое охотникам из медвежьего рода позволялось редко — лишь для охотничьих праздников, которые так и назывались — медвежьими. Яшка был на одном из них, но все увиденное там казалось ему смешным и нелепым — и глупые извинения перед медведем за то, что его убили, и попытки свалить убийство на кого-то другого, и уверения в том, будто это не охотники едят медведя, а птицы.