Восторженный беглец - [19]

Оказалось — да. Он, правда, случайно встретил мою бывшую жену возле продуктового магазина и под каким-то предлогом попросил ремень — очевидно, сказал, что хочет своей жене купить такой же. но почему-то стал при этом считать дырки и, запомнив— восемь, — вернул. Таня, удивленно, как и могу себе представить, посмотрела ему вслед.

— Кстати, привезли молоко, — добавил Сергей, и я решил сходить за молоком. Сунул в карман авоську и побежал. Может, еще успею купить. А возможно, мне захотелось увидеть, хотя бы в толпе, Таню.

Но в магазине ее уже не было — вместо себя она в очередь поставила сына, высоченного нзшего мальчика. Мишка, увидев меня, смутился, стал сутулым, как верблюд, кивнул, оглянулся — матери нет — и протянул мне вялую руку.

Я пожал руку мальчику. Да и не мальчик он уже был — взрослый юноша, лермонтовские усики придавали ему вид бесшабашного прожигателя жизни. Но Мишка, по сути, был очень скромный и робкий человек и к тому же комплексовал — все его дружки вымахали ростом еще выше, и главное — была не ниже его Светлана Иванова. А Светлана ему всегда нравилась.

— Ну, как? — спросил я. — Будешь госы сдавать?

— Ну, — буркнул он.

С нами все здоровались:

— Здравствуй. Витя!.. Привет, Мишенька!.. Ой. как они похожи! Заходите в гости, ребятки!.. — Люди улыбались, кто-то радуясь чужому горю, а кто-то все-таки жалея пае.

— Как мамон? — спросил я небрежно. — Много там рыцарей со шпагами?

— Валера все ходит. Ничего чувак, может.

— Что может? И кто такой чузак?! — разозлился я вдруг и выдернул сына из очереди, оттащил за железную ограду в березник. — Почему ты ботаешь на таком жлобском жаргоне? И что он может?

— Все может, — тихо ответил очень серьезный сын. Глаза у него покраснели.

Я вздохнул и опустил голову. И мы, забыв про молоко, побрели по сохнущим желтым прошлогодним листьям.

— Куда думаешь поступать? — спросил я — На био или на физмат?

— Не знаю, — пожал плечами Мишка. И простодушно признался. — Я рисовать хочу. И еще на тигров охотиться.

— Что?! — поразился я, переводя все в шутку, — Это, может, и я хочу — бегать босиком и ловить тигров!

— А чего же не ловишь? — мрачно спросил сын.

"Совершенно запустил он свои мозги с матерью", — подумал я, озабоченно втолковывая сыну, что труд ученого — самый благородный и нужный стране, тем более что во дворе — век НТР, мы та- шнм на своих плечах прогресс. Вот взять последние постановления… Я говорил ему, он слушал, и слушал внимательно, но создавалось впечатление, что слушает только одним кусочком мозга, а все существо его живет шумом далекого уссурийского леса, тишиной и опасностью, где по земле бесшумно крадется рыжий золотой усатый зверь.

— Понял? — спросил я, и он кивнул, но я видел — сын уже не мой, и если только в нем не сработает инерция-все-таки дети ученых идут в институты, — если не остановит страх перед неведомым, убежит мой Мишка ловить тигров пли рисовать на вокзалах цыганок за три рубля лист.

Ты че? — заботливо тронул меня мой сын за руку. Все же, видимо, почувствовал, что мне плохо. — ну, пошли? А то молоко прозеваем.

Я забыл про молоко, а он помнил. Я повеселел. Все-таки, видимо, пойдет учиться, никуда не денется. Мы как раз успели — я купил три литра, а он шесть — для творога, и мы разошлись.

Когда мы были уже в метрах пяти друг от друга, нас окликнула Светлана:

— Эй! Привет!..

Мой сын вспыхнул, как дитя, застигнутый за воровством конфеты.

— Подожди! — Красавица в белом платье приближалась.

Естественно, остановился мой сын, а я потащился к дому, но оказалось, Светлана махала мне (или, будучи уже взрослой коварной девицей, на ходу переиграла, чтобы сильнее уязвить Мишку, войти в его сны):

— Подожди, Виктор Михайлыч!..

Очень тонко она вышла из положения: вроде и запанибрата, и все-таки по и мен и-отчеству. Я проводил взглядом уничтоженного сына — даже не поздоровалась с ним, зараза! — и, сделав озабоченное, взрослое лицо, повернулся к Светлане.

— Витя, — нежно протянула она. — Дядь Вить… Прямо не знаю, как обратиться…

Да, она уже была взрослая девушка, ну, что вы хотите — второй курс. Может быть, взрослее, чем мы думаем, черт их знает. Уверенная улыбка, грация в каждом движении. Туфельки тоже белые. Одета изысканно, как кинозвезда. Папаня старается на стройках социализма и мама тоже.

— Зови Витя, — согласился я, видя, как она изменилась. Я-то явно регрессировал — вернулся в связи с разводом в юнцы. — Ну? Что?

— Слушай — Она приблизила свое лицо и шепотом спросила: — Это правда, от папы была телега? — От нес пахло конфетами, духами "Мисс Диор" (продавали на днях — сорок рублей флакончик), черным кофе, сигаретами. Она заговорщицки замигала. — Ага?

— Д-да ты что?! — сделал я вид идиота — выпучил глаза и открыл рот. Обычно в детстве я вот так и отвечал, когда не желал отвечать, и на меня махали рукой.

— Не надо, Витя… — шепнула мне Светлана. И, поцеловав щеку возле уха (даже прохожих не стеснялась, чертовка! А я. кажется, покраснел), продолжала: — Мне Нинка сказала… с почты…

"Да уж, фиг в нашем Академгородке сохранишь тайну!.." — подумал я.

Я пришел домой, попил молока с хлебом, не поднимая трубку с телефона — он звонил непрерывно, когда я вошел. Наконец, усевшись возле окна и глядя на вечернее небо над сопкой, как на сдержанный пожар (длина волны света 720 ангстрем), снял трубку. Звонила Таня: