Восточные страсти - [37]

— Это случится не так скоро, как ты рассчитываешь, — ответил Джонатан, — потому что они уже выполняют особое задание для Чарльза.

И он приступил к детальному описанию плана, изобретенного кузеном.

— И ты думаешь, у него это получится? — недоверчиво спросил Хомер. — Ты действительно веришь, что чиновники в Голландской Ост-Индии позволят втянуть себя в такую аферу?

Джонатан улыбнулся и кивнул головой.

— Я отлично знаю, что ты об этом думаешь, Хомер, — сказал он, — но ты не знаешь Толстого Голландца, как знаем его мы с Чарльзом. Он наделен какой-то сверхъестественной способностью ухватить все, на что положил глаз — по крайней мере, на Востоке. За свои методы, разумеется, он будет отвечать только сам. В сущности, незадолго до своего отплытия я получил от него письмо, где он сам спрашивал о возможностях сотрудничества с «Рейкхелл и Бойнтон».

— Мне это не нравится, — решительно заявил Джеримайя, — я не боюсь, что Голландец попытается нас надуть или вообще поведет себя в отношении нас как-нибудь недостойно. Но у него есть склонность прибирать к рукам те предприятия, в которые он влезает, и я предпочитаю держать его на расстоянии вытянутой руки возможно долго.

— Я тоже так думаю, папа, — сказал Джонатан. — Если Чарльзу удастся его затея с перцем, несколько месяцев мы сможем дышать спокойно.

— Это было бы весьма кстати, — ответил Джеримайя. — Видите ли, мы попали не в уникальное положение. Подобного рода неприятности случались с огромным множеством компаний, которые расширялись слишком быстрыми темпами. Никто ведь не мог предвидеть, что весь мир будет требовать твои клиперы, Джонни.

Джонатан кивнул, а потом задумчиво произнес:

— Сегодня, похоже, сделав один шаг, надо уметь делать следующий. Теперь я намереваюсь выкраивать любую свободную минуту для изучения кораблей с паровым двигателем.

Хомер оторопел.

— Ты… полагаешь, что у кораблей, которых приводит в движение пар, есть будущее?

— Ты же капитан, я думаю, ты знаешь ответ не хуже меня, — ответил Джонатан. — Только представь себе корабль, который не зависит ни от ветра, ни от приливов, ни от погоды, но сам в себе имеет источник энергии, сам распоряжается своим ходом. — Его лицо внезапно осветилось. — Вот это будет настоящим чудом, и, насколько я понимаю, британцы продвигаются в этом направлении семимильными шагами — где-то на верфях Шотландии.

— По эту сторону Атлантики их тоже появилось немало, — ответил Джеримайя. — Но до сих пор все ограничивалось сравнительно небольшими судами, которые ходили по озерам.

— Я смогу говорить об этом более компетентно, когда разберусь окончательно, — подвел черту Джонатан. Он не стал говорить о том, что собирался с головой уйти в работу, чтобы ни о чем больше не думать. Он видел, насколько безжизнен этот дом, когда в нем не стало Лайцзе-лу, и понимал, что, лишь отдавшись целиком работе, сможет преодолеть мучительную, навязчивую тоску по умершей жене.

Так он и поступил. И уже со следующего дня был все время настолько занят, что не заметил, как однажды ранним утром в комнату, служившую ему дома офисом, зашла его мачеха и объявила:

— Тебя хочет видеть доктор Мелтон, Джонатан.

Он немедленно вскочил на ноги.

— Вот замечательно! — воскликнул он. — Этот человек способен осуществить мою и Лайцзе-лу давнюю мечту.

Более ничего не объясняя, он натянул на себя камзол и быстро спустился в приемную, где его поджидал скромного вида молодой человек с вьющимися темно-русыми волосами и светло-карими глазами. У ног его на полу стоял чемоданчик.

— Доктор Мелтон? Я — Джонатан Рейкхелл. Добро пожаловать. Не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы пришли!

— Ваше письмо, должен сказать, меня заинтриговало, — сказал молодой медик. — Буду вам обязан, если вы подскажете, в какой гостинице я мог бы остановиться. Дело в том, что возница подвез меня сразу к вашему дому.

— Он очень правильно сделал. Вы останетесь здесь и будете моим гостем, — ответил Джонатан. — Вы, наверное, устали с дороги. Вы ведь ехали от самого Кембриджа[4]…

— Не совсем, — прервал его доктор Мелтон. — Я останавливался по пути в Нью-Хейвене[5], у своих друзей. Я ведь учился в Йельском университете… — но вы, конечно, об этом знаете, раз вам меня рекомендовал бывший питомец Йеля.

— И рекомендовал от всей души, — ответил Джонатан. — Это декан Гарвардской медицинской школы, в которой вы, насколько мне известно, совсем недавно стали доктором медицины.

Мелтон улыбнулся по-мальчишески задорно и показался еще моложе, чем был на самом деле.

— Я уже двенадцать дней как доктор медицины.

— Если вы не против, — сказал Джонатан, — мы поговорим прямо сейчас и постараемся еще до ужина понять друг друга настолько хорошо, насколько это возможно. Каковы ваши планы, доктор?

Мелтон неопределенно взмахнул рукой.

— Они и мне не совсем ясны, мистер Рейкхелл. Я всерьез подумывал, не заняться ли мне практикой в родных местах неподалеку от Хартфорда[6]; ну и, кроме того, мне предлагают место помощника диагноста в одной из клиник Нью-Йорка. Я собираюсь поговорить об этом на следующей неделе.

— В любом случае вам стоит это обдумать, — сказал Джонатан. — И я в свою очередь мог бы предложить вам кое-что — но сделаю это только в том случае, если вы будете совершенно убеждены в том, что, кроме него, ничто вас не устроит.