Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества - [32]
34
За несколько лет Лаутерпахт вполне освоился в Лондоне, подальше от неспокойной континентальной Европы. В итоге он и Рахиль поселились в маленьком доме в Криклвуде, 103 по Валм-лейн, на зеленой северо-западной окраине Лондона. Это недалеко от моего дома. Заглянув туда, я заметил, что плитка у входа исчезла, но деревянные украшения фасада уцелели – теперь они были покрашены в зеленый цвет. В первые годы супругам порой не хватало денег, и Макнейр выручал их небольшой суммой.
Летом 1928 года Лаутерпахт в составе британской группы ездил в Варшаву на конференцию, организованную Ассоциацией международного права, а оттуда поехал во Львов повидаться с родными. Его брат Давид женился на Нинси, тоже изучавшей право, у них росла дочка Эрика. И сестра Сабина вышла замуж – за Марселя Гельбарда (их единственный ребенок, девочка, родится два года спустя, в 1930-м). В этой поездке Лаутерпахт встретил многих старых друзей, а новых знакомых удивил тем, как свободно он владеет польским – ведь это был язык его детства, Жолквы и Лемберга. Немолодой польский судья спросил, откуда у британского делегата «столь хорошее владение польским», и Лаутерпахт резко ответил: «Благодаря вашему Numerus clausus» (то есть нововведениям, которые помешали ему как еврею продолжать учебу во Львове).
К тому времени Лаутерпахт защитил уже третью диссертацию, на этот раз под руководством Макнейра. Она называлась «Источники и модели международного права в частном праве»{140} – звучит, быть может, не слишком вдохновляюще, но это была существенная работа, прослеживавшая влияние национальных законов на формирование международного права. Лаутерпахт высматривал связи между двумя системами и надеялся таким образом заполнить лакуны в международном законодательстве. Он по-прежнему ощущал влияние Кельзена, верившего в эффективность конституционного суда, и, возможно, также влияние идей Зигмунда Фрейда, которые проливали свет на роль индивидуума и его отношения с группой. Лаутерпахт и дальше будет развивать эту тему, сосредоточившись на проблеме одного среди множества.
Одним из катализаторов его работы послужило создание по итогам Версальского договора первого Международного суда. Постоянная палата начала работать в Гааге в 1922 году. Ей предстояло решать споры между государствами. Наряду со специфическими источниками международного права – таковыми считались в первую очередь договоры и обычное право – этот суд применял «общие принципы права, признаваемые цивилизованными народами». Эти принципы юристы искали в национальных законодательных системах, и таким образом международное право обогащалось за счет уже давно обкатанных элементов национального права. Лаутерпахт понимал, что такое увязывание международного права с национальным открывало «революционную» возможность развивать международное право, постепенно все более ограничивая власть государства, считавшуюся прежде «неотчуждаемой и вечной».
Лаутерпахт, прагматик, доверяющий инстинкту – итог его жизни и учебы в Лемберге, – надеялся обуздать мощь государства. Этого можно было достичь не путем мечтаний – писательских и пацифистских, – но благодаря жестким и обоснованным принципам, позволявшим осуществлять правосудие и способствовать «мировому прогрессу»{141}. Ради этой цели международное право, как полагал молодой юрист, должно стать менее элитарным и обособленным, в большей степени открыться «внешним влияниям». Его диссертация, предлагавшая применить общие принципы национального права к международным обязательствам, была опубликована в мае 1927 года и получила широкое признание в научном мире. И поныне, спустя почти сто лет, сохраняется основополагающее значение этого труда.
Затем вышла книга, еще более укрепившая репутацию автора, и в сентябре 1928 года ему предложили место младшего преподавателя права в Лондонской школе экономики. Макнейр говорил, что его ученик удачно выбрал страну проживания: «По-моему, за пределами спорта и биржи тут вполне прилично относятся к иностранцам как к людям», – пояснял он, быть может, излишне оптимистично, хотя и оговаривался, что парламент и пресса «склонны выступать против иностранцев в целом». «И нам тоже повезло, – заключал Макнейр, – что Лаутерпахт обосновался в Британии»{142}. Это, однако, не мешало ему поддразнивать молодого коллегу, намекая на его континентальный снобизм. Например, слово «нормы» обычному англичанину кажется чересчур «высоколобым». Практичный Макнейр уговаривал Лаутерпахта стать барристером, найти себе место в лондонской адвокатуре, войти в систему. Лаутерпахт постарался это осуществить, хотя не все получилось (в 1954 году, когда он выдвигался от Великобритании в Международный суд, генеральный прокурор сэр Лайонел Хилд, член парламента, попытался, хотя и безуспешно, помешать такому назначению на том основании, что «представитель» Великобритании в Гааге должен «и быть, и восприниматься как безусловный британец, в то время как Лаутерпахт не может оспорить тот факт, что он не соответствует этому требованию ни по рождению, ни по имени, ни по образованию»
