Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества - [31]
Когда Лаутерпахт позвал Рахиль в поездку в Берлин, она согласилась. Поселились они в разных местах – она в отеле «Эксцельсиор», он в пансионе в районе Шарлоттенбург – и провели в Берлине три недели. Вечером 17 декабря 1922 года – на следующий день после того, как польский президент Нарутович был убит националистом (критиком искусства по профессии), – Лаутерпахт решился взять Рахиль за руку, поцеловать в губы и признаться в любви. Зная, что она мечтает учиться в Королевском музыкальном колледже, он предложил ей не затягивать помолвку, поскорее заключить брак и переехать в Лондон. Девушка обещала поразмыслить над его предложением, не вполне понимая, насколько оно продуманно{135}.
Разумеется, Лаутерпахт все продумал. Утром он вернулся в «Эксцельсиор» с телеграммой из Львова, от родителей: они радостно поздравляли его с помолвкой. Он был удивлен, а может быть, и задет тем, что невеста все еще не написала своим родителям. В итоге Рахиль приняла его предложение.
Месяц спустя жившие в Палестине родители невесты также подтвердили свое согласие. Лаутерпахт написал им из Берлина, выражая благодарность «от всего сердца». В феврале 1923 года помолвленная пара вернулась в Вену и во вторник 20 марта заключила там брак. Две недели спустя они проехали на поезде через Германию, чтобы сесть на пароход и плыть в Англию.
33
5 апреля 1923 года новобрачные прибыли в северо-восточный рыбацкий порт Англии Гримсби. Лаутерпахт путешествовал по польскому паспорту, Рахиль – по документу, выданному британским правительством подмандатной Палестины. Лаутерпахт начал учиться в Лондонской школе экономики и политических наук (LSE), а его жена – в Королевском музыкальном колледже. В первые месяцы они несколько раз переезжали, жили на Риджент-сквер и поблизости от Каледониан-роуд. Школа экономики находилась тогда под влиянием Сидни и Беатрис Вебб, прогрессивных социалистов, – их штаб-квартира располагалась на Хьютон-стрит, напротив Буш-хауса, где позже разместится Би-би-си.
Фотография обрученных. Берлин. 18 декабря 1922
Занятия у Лаутерпахта начались в октябре. Перед этим он пытался получить место на кафедре международного права во Львове и потерпел неудачу. В Школе экономики он учился у Арнольда Макнейра, преподавателя международного права, отпрыска достойного и образованного шотландского рода{136}. Этот глубоко практичный человек, не слишком интересовавшийся философией или теорией права, познакомил Лаутерпахта с англосаксонским методом, прагматичным и опирающимся на прецеденты. Макнейр отмечал выдающийся ум своего студента, хотя тот и превращался в интроверта, когда оказывался среди малознакомых людей. Те, кто встречался с Лаутерпахтом лишь изредка, могли и не оценить «его подлинное качество»{137}, признавал Макнейр, но он сам и его жена Марджори стали его «близкими и верными» друзьями, как вспоминала Рахиль, а Макнейр еще и был «большим поклонником» Рахили. Его дети и внуки называли ее «тетушка Рейчел».
Прагматический подход Макнейра отражается в его работах, которые до сих пор занимают свое место в списке научной литературы по войнам и договорам. Это был уравновешенный, умеренный и вместе с тем независимый человек – эти качества Лаутерпахт считал сугубо британскими, далекими от страстей Львова и Вены.
В Лондон Лаутерпахт прибыл с таким скверным английским, что его почти не понимали, даже когда он спрашивал, в какую сторону идти. Возможно, он читал английские книги до этой поездки, но, видимо, никогда не слышал устной речи. «Поначалу мы едва могли общаться»{138}, – вспоминал Макнейр. Английский язык в устах его ученика становился «совершенно невнятным». Но две недели спустя Макнейр был «ошеломлен» свободной речью Лаутерпахта, прекрасно выстроенными английскими фразами, которые сделаются впоследствии фирменным знаком его стиля. Такого результата молодой человек достиг, посещая множество лекций – до восьми в день, – чтобы приумножить свой словарный запас и настроить ухо на звучание английской речи. Вечера он проводил «неизменно в кинотеатре», хотя не совсем понятно, в чем тут польза: великие фильмы того года, «Наконец в безопасности!» Гарольда Ллойда и знаменитый вестерн Джеймса Круза «Крытый фургон», были немыми.
Некоторые знавшие Лаутерпахта люди сообщали мне, что выговор у него был мягкий и гортанный и от заметного акцента он так и не избавился. Сам он получил представление о звучании своего голоса лишь много лет спустя, когда его выступление записали для Третьей программы Би-би-си (ныне Радио 3). Он был «изумлен» и огорчен, услышав по радио свой «сильный континентальный акцент»
