Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества - [127]

.

Шоукросс предупредил Лаутерпахта, что подготовленная им длинная речь «вызывает определенные затруднения». Чтобы избежать этих «затруднений» и перестраховаться, генеральный прокурор решил посвятить больше времени изложению фактов, а значит, сократить юридическую аргументацию Лаутерпахта: «Если бы я не последовал совету Файфа и что-то пошло не так, это со всей очевидностью сочли бы моей виной»{602}. И Шоукросса не устроило предложение зачитать речь частично и передать ее судьям в полной письменной форме. Нет, он использует то из черновика Лаутерпахта, что ему подойдет. В итоге три четверти из семидесятисемистраничной речи Шоукросса было посвящено фактам и поддерживающим обвинение доказательствам. На юридическую аргументацию осталось шестнадцать страниц, из которых двенадцать полностью принадлежали Лаутерпахту. Сокращения были существенными, но, как вскоре обнаружил Лаутерпахт, имелись и дополнения.

Шоукросс начал с хронологии, от довоенного периода, когда подсудимые составили заговор для совершения преступлений, и дальше перешел к войне{603}. В его речи прослеживались события по всей Европе: идя за бумажным следом собранных Лемкиным декретов и других документов, Шоукросс начал путь из Рейнской области в Чехословакию, потом в Польшу, далее на запад в Голландию, Бельгию и Францию, на север в Норвегию и Данию, на юго-восток через Югославию и Грецию и, наконец, на восток в Советский Союз. Военные преступления, сказал он, были одновременно «и целью, и источником других преступлений». Совершались и преступления против человечества, но эти уже исключительно в ходе войны. Так Шоукросс сделал именно то, чего опасался Лемкин: отнес основные преступления к военному периоду и промолчал обо всех злодеяниях до 1939 года.

И все же в этой речи был один блистательный и определивший исход дела момент. Шоукросс предъявил судьям один-единственный акт убийства, десять лет ужаса, спрессованные в одном событии, в нескольких мощных строчках. Он зачитал свидетельские показания Германа Гребе, немца, управлявшего фабрикой под Дубно, на территории, где властвовал Франк, – поблизости от фабрики находился и тот дом пекаря, где Лемкин укрывался несколько дней в сентябре 1939 года. Шоукросс выбрал бесстрастную интонацию, он говорил медленно, с кристальной ясностью подчеркивая каждое слово:

Без крика и слез эти люди разделись и стояли семьями. Они поцеловались, попрощались и ждали знака другого человека из СС, который стоял возле ямы, тоже с кнутом в руках{604}.

В судебном зале сгустилось молчание. Время замедлилось. Постепенно эти слова доходили до сознания каждого. Писательница Ребекка Уэст, находившаяся на галерее для прессы, заметила, как ерзает на своем месте Франк – словно маленький мальчик, которого отругал учитель.

За четверть часа, что я стоял поблизости, я не услышал ни одной жалобы или мольбы о пощаде. Я наблюдал за семьей из восьми человек – муж и жена лет около 50 и с ними дети в возрасте примерно года, 8 и 10 лет и две взрослые дочери, наверное, 20 и 24 лет. Старая женщина с белоснежными волосами держала годовалого ребенка на руках, пела ему, щекотала. Малыш радостно гулил. Родители смотрели на него со слезами. Отец держал за руку десятилетнего сына и что-то тихо ему говорил, мальчик тоже старался не заплакать.

Шоукросс сделал паузу и оглядел судебный зал, посмотрел и на обвиняемых. Заметил ли он, как Франк, с поникшей головой, уставился взглядом в деревянный пол?

Отец указал на небо, погладил сына по голове и что-то, по-видимому, пытался ему объяснить.

Миг «живого сострадания», как напишет впоследствии Ребекка Уэст{605}.

144

Затем Шоукросс занялся непосредственно Франком{606}. Эти злодеяния происходили на подвластной ему территории, и этого уже достаточно было бы для обвинительного приговора, но Шоукросс копал глубже.

Ганс Франк – баварский министр юстиции – уже в 1933 году получал доклады об убийствах в Дахау.

Ганс Франк – один из наиболее авторитетных юристов нацистской партии, член ее центрального комитета, одобрившего бойкот евреев.

Ганс Франк – министр, в марте 1934 года выступавший по радио с оправданием расистского законодательства.

Ганс Франк – подсудимый, просивший судей поверить, что слова в его дневнике написаны в неведении страшных фактов.

– Проклятый англичанин! – пробормотал Франк в адрес Шоукросса, достаточно громко, чтобы его услышали на другом конце судебного зала{607}.

Ганс Франк – юрист, устно и письменно поддерживавший «чудовищную политику геноцида».

Последняя фраза отсутствовала в наброске Лаутерпахта. Шоукросс добавил ее – и затем неоднократно повторил термин Лемкина. Геноцид был общей целью нацистов. Геноцид по отношению к цыганам, польской интеллигенции, евреям{608}. «Геноцид, осуществляемый в разных формах» против различных групп в Югославии, Эльзас-Лотарингии, Нидерландах и даже Норвегии.

Увлеченно, эмоционально Шоукросс описал технологию геноцида, ту схему действий, которая завершалась умышленным убийством целой группы людей в газовой камере, или расстрелом, или же непосильным трудом. Он упомянул «биологические способы» сокращения рождаемости: стерилизацию, кастрацию, аборты, отделение мужчин от женщин. Свидетельств более чем достаточно, продолжал он, и они доказывают, вне всякого сомнения, что каждый подсудимый был осведомлен о «политике геноцида», каждый виновен, каждый – убийца. Единственное приемлемое наказание – «высшая мера».