Восточная политика Александра Македонского - [76]

Но почему именно обожествление произошло в Египте, в храме Амона? Керст высказывает мысль о том, что Александр хотел через оракула бога получить прежде всего эллинский мир для своего царства, а через посредничество греков также остальной мир [357]. Для этого египетский бог, который придал власти Александра святость своего авторитета, был очень удобен. Храм Амона в Ливийской пустыне, недалеко от крупной греческой колонии Кирены, был известен грекам не меньше, чем египтянам. Именно там был истинный синкретизм между эллинским Зевсом и египетским Амоном. Из Кирены его культ распространился по всей Греции. В то время как авторитет Пифии падал, авторитет Амона неимоверно возрастал. Таким образом, бог Амон считался не только египетским богом. Он толковался у эллинов как Зевс-Амон. Эта связь бога Амона с Грецией намечается с V в. до н. э. Она становится более активной в начале IV в. до н. э. Известно, что многие греческие государства и различные греческие общественные деятели неоднократно обращались к оракулу бога перед важнейшими, ответственными решениями. Так, афинский полководец Кимон, замысливший обширные военные планы и державший свой флот в водах Кипра, отправил послов к оракулу Амона, поручив испросить у бога некое тайное прорицание[358]. Во время Пелопоннесской войны, при подготовке сицилийской экспедиции, к Алкивиаду от Амона явились какие-то провидцы передать предсказание, что афиняне захватят всех сиракузян [359]. Еще более характерен пример Лисандра, одного из видных людей Спарты, который замыслил государственный переворот. Для проведения в жизнь задуманного он пытался подкупить Пифию и склонить на свою сторону додонских жриц. Но когда эта попытка потерпела неудачу, он отправился к Амону, у которого искал за щиты, за что обещал много золота его прорицателям [360]. Хотя эта попытка и не увенчалась успехом, но сам факт обращения греческого государственного деятеля к египетскому богу примечателен. Из сообщения Павсания мы узнаем, что культ Амона у лакедемонян вообще находился в особом уважении[361]. Что касается афинян, то они назвали одно из своих "святых" судов Амониасом [362]. В разных местах упоминается у них оракул бога Амона наряду с оракулами эллинов в Дельфах и Додоне [363].

Бог Амон благодаря своей связи с греческим миром поднялся до уровня эллинских богов. Александр вел свой род от Геракла. Как новый Геракл, он мог встать в подобные личные отношения с Амоном, как его божественный предок к Зевсу, и одновременно мог сохранить и усилить свою царскую власть, благодаря обожествлению, которое она получила от бога. В последний год своей жизни Александр проявил настойчивое желание иметь свой культ у греков [364].

В 324 г. до н. з. он был обожествлен декретом афинского народного собрания лишь городами Коринфской лиги. Но даже в этих городах он не признавался единственным богом или наивысшим божеством [365]. Весной 323 г. до н. э. к Александру пришли греческие послы и увенчали его венком, как нового бога. Однако они пришли от имени отдельного государства, а не от союза [366]. Обожествление Александра не отразилось на организации империи. Он ни в коем случае не был ее богом, официального культа не получилось.

В целом, стремление Александра своим обожествлением завоевать эллинский мир, успеха не имело. Греки восприняли этот акт безразлично или даже враждебно.

В "Пестрых рассказах" Элиана передается, что когда афинянин Демад предложил в народном собрании объявить Александра тринадцатым богом, все были возмущены, и Демад был приговорен к штрафу за такое неслыханное предложение [367]. В ответ на требование Александра, чтобы эллины объявили его богом, лакедемоняне вынесли постановление: "Если Александру угодно быть богом, пусть будет". Элиан подчеркивает, что это было сказано истинно по-лаконски, с насмешкой над безрассудством человека, уверовавшего в свою божественную природу [368].

Но если греческий мир в общем оставался равнодушен к идее обожествления Александра, то Восток, где доктрина о божественном праве царской власти получила широкое распространение, создавал благоприятную почву для укрепления единства в столь различных частях огромного государства Александра Македонского.

Александр стремился достигнуть укрепления своей империи не только обожествлением своей особы. Для этой цели он стал также широко использовать и вводить в быт восточные обычаи.

Рассеявшись по всей Азии, греки и македоняне могли и без ведома царя перенимать местные обычаи, нравы. Однако последний считал необходимым предпринять ряд специальных мер для сближения своих воинов с местным населением.

Чем была вызвана такая политика?

Тарн объясняет это тем, что Александр стремился ко всеобщему братству людей, к союзу рас, к миру и согласию (по-гречески - ὸμόννία) всего человечества [369]. По мнению Шахермейра, деятельность македонского полководца была направлена только на создание мирового братства, государства общественного вспомоществования, построенного на основе всеохватывающей дружбы и любви [370]. А. Боннар по существу поддерживает теорию Тарна о "всеобщем братстве". Он подчеркивает, что Александр хотел утвердить дружбу, провозгласить равенство и братство между греками и варварами, оформить высший греческий гуманизм