Восточная политика Александра Македонского - [74]

А. Боннар не видит в этих акциях никакого политического расчета Александра. Он объясняет это тем, что македонский царь был глубоко религиозен, поэтому проникся верой в других богов. В Египет он прибыл не только за тем, чтобы, окружив Средиземное море, лишить перш всякой морской базы, а себе приобрести редкий титул фараона. Он прибыл прежде всего за тем, чтобы найти ответ на вопрос, который волновал его с детства. Имела ли божественное начало его мать Олимпиада, беспрестанно предававшаяся божественным экстазам, и он сам, ее сын? Боннар полагает, что именно это Александр хотел знать, именно поэтому он предпринял путешествие в храм Зевса-Амона [334]. Вилькен выводит поход в оазис Сива из религиозной потребности Александра спросить оракула Амона о своем будущем перед предстоящей решающей битвой с Дарием [335]. Шахермейр полагает, что паломничество к Амону только из религиозной потребности для такой пылкой и вольной натуры, как Александр, нельзя считать невозможным. Вместе с тем он указывает и на другие моменты, среди которых важное место занимает настойчивое желание македонского царя разрешить непостижимую и невероятную задачу о своем предназначении [336]. Более прав старый Ю. Керст, который усмотрел в обожествлении Александра, политический смысл, связанный с обширными планами его завоеваний [337]. Трудная экспедиция через пустыню в храм не была только приключением или романтическим порывом. Керст полагает, что отправиться в путь, полный опасностей, чтобы у оракула Амона узаконить себя как наследника древних фараонов от бога, Александра побудило не внимание к египетскому населению. Чтобы утвердиться на троне египетских фараонов, ему не нужно было совершать поход в пустыню; эту власть он получил уже в Мемфисе [338].

Античная традиция окружила поход Александра через песчаный океан в оазис Сива таинственной загадкой, которую историки пытаются объяснить по-разному.

Арриан говорит, что Александра охватило желание отправиться к Амону, предсказания которого "сбываются в точности..." [339]. Он отправился туда, рассчитывая, что в точности узнает о том, что его касается. До Паретония Александр шел по пустыне вдоль моря, откуда он повернул на юго-запад по направлению к святилищу. Дорога шла сыпучими песками среди безводной пустыни. Трудности марша умножались резким южным ветром, который нес навстречу македонянам песок, уничтожавший дорожные знаки. Из этого затруднительного положения, указывает Арриан, их вывело божественное вмешательство: обильный дождь принес облегчение от невыносимой засухи и жары, а две змеи (по Птолемею) или два ворона (по Аристобулу), появившиеся внезапно перед войском, взяли на себя функцию проводников и указали ему дорогу к оракулу и обратно [340]. Арриан дает довольно красочную характеристику местности и обстановки, в которой находился храм Амона. Он говорит о чудесном оазисе среди сплошной безводной пустыни. Этот оазис приводил Александра в восторг. Его восхищали плодовые деревья, маслины и финиковые пальмы, источник, вода которого в разное время суток бывает холодной, теплой и горячей; крупная и чистая, как хрусталь, соль, которую в готовом виде выкапывали из земли и отправляли по всей стране [341]. Но что было с Александром в самом храме, куда он так стремился, Арриан почти ничего не говорит. Он ограничивается только туманным указанием на то, что Александр вопросил бога и, услышав ответ, который, по его словам, пришелся ему по душе, вернулся в Египет [342]. Что он спросил у оракула и какой ответ получил от него, остается невыясненным.

Почти то же самое, что и Арриан, излагает Плутарх относительно пути Александра в оазис и о трудностях, с которыми ему пришлось на этом пути встречаться. Но у Плутарха мы уже имеем более подробные сведения о событиях, которые имели место в самом святилище. Он сообщает, что оракул Амона приветствовал Александра от имени бога, как от имени отца. На вопрос македонского царя, не скрылся ли от него кто-либо из убийц его отца, жрец ответил, что отец у него не смертный человек. На другой вопрос, сможет ли он стать владыкой всех людей, он получил удовлетворительный ответ. При этом жрец, желая из любезности обратиться к нему по-гречески "сын мой", спутался в буквах и сказал "сын Зевса", Александр обрадовался этой ошибке, - так и пошла молва, что он сын Зевса. После этого он принес богу великолепные дары, а людям раздал деньги. Плутарх указывает, что в письме к своей матери Александр сообщал, что получил какие-то таинственные предсказания, о которых он, вернувшись, расскажет только ей [343]. Так как последнего никогда не произошло, то Александр унес свою тайну с собой в могилу. Обращают на себя внимание два момента в изложении Плутарха. С одной стороны, сообщается, что Александр слушал в Египте философа Псаммона, который внушил ему, что бог правит всеми людьми, что он является отцом всех людей, что начало властвующее и управляющее есть начало божественное [344]. Здесь отмечается божественный характер власти. С другой стороны, подчеркивается, что Александр не был одурманен мыслью о своей божественности, но что он использовал ее в отношениях с варварами, и очень осторожно и редко в отношениях с греками. Божественность была для македонского завоевателя "средством для порабощения других"