Восстание вассала - [77]

Как можно было жить с этим? Я не могла смириться, так как окончательно уверовала, что ты уйдешь от меня к другой женщине. И тогда я решила заранее подготовить почву для отмщения. Мой первый грех, в котором хочу покаяться перед тобой, это злосчастное досье, которое я стала составлять на тебя. Я давно начала копить компромат, наивно полагая, что с его помощью смогу удержать тебя рядом. Увы, это было моим первым заблуждением! Но, так или иначе, я изменила тебе первая.

Я ходила за тобой с диктофоном, подсовывала его в кабинет, тайком копировала документы и записи с твоего рабочего стола, копировала с компьютера переписку. Глупо, конечно, по-бабски глупо, но это я поняла только сейчас. Нельзя удержать в руках то, что тебе уже не принадлежит.

Когда же ты упрятал меня в заграничную клинику – чтобы хоть таким образом обелить себя в глазах собственного окружения, – я неистово возжелала немедленно отомстить тебе и предать гласности всю изобличающую тебя информацию. Но в последний момент не смогла сделать этого, потому что все еще сильно люблю тебя и не могу причинить тебе зло.

Увы, каждый совершенный грех обязательно влечет за собой последующий. Собранное мною досье, о котором я уже проболталась, не давало покоя твоим недругам. И это стало причиной моего второго грехопадения.

В клинике, куда ты меня поместил, я встретила человека, который по-своему стал близок мне. Он талантливый художник, обаятельный, романтичный и нежный. Мы стали любовниками. В минуты близости с ним мне казалось, что я вновь мщу и смогу, наконец, забыть тебя. Опять наивное заблуждение! Настоящее чувство нельзя заменить суррогатом.

Когда мой любовник вдруг начал проявлять повышенный интерес к досье, я сразу поняла, что ему на самом деле было нужно. Это был жестокий урок и жестокий удар! Но, увы, было уже слишком поздно. После подобного личного позора я решила окончательно оставить мирскую жизнь и уйти в монастырь. В тот самый монастырь, где мы когда-то вместе ставили свечи во здравие наших детей и внуков.

Но Николай – так звали моего любовника – хотел непременно лично отвезти меня в Иерусалим. Иначе угрожал, что вообще не позволит без скандала покинуть Швейцарию. И я согласилась.

В дороге к нам присоединилась некая женщина, как я сейчас понимаю, в ее задачу входило при удобном случае скопировать досье. До сих пор я в замешательстве, так как не могу понять: удалось ли ей сделать это или нет? Так я загнала себя в ловушку. Этим прощальным письмом хочу предостеречь тебя о грозящей опасности. Знай, у тебя, оказывается, есть коварные враги, и они охотятся за тобой. А я невольно стала их пособницей.

Ты спросишь, почему я вовремя не сожгла эту треклятую папку? Наверное, потому, что хотела тебе напомнить о совершенных тобой грехах, в которых ты непременно должен покаяться. Господь милостив к раскаявшимся грешникам.

Любовь моя, прости за все зло, которое я тебе вольно или невольно причинила. Ты, бросив меня, предал нашу любовь единожды, а я, как видишь, предала ее трижды! И нет мне прощения. Потому и ухожу…

Лидия.

Закончив читать, Андрей Андреевич никак не мог успокоиться. Правда, непонятно отчего. От естественной душевной боли, вызванной письмом? Или от вполне естественной злости, вызванной тем же документальным раздражителем? Казалось, он уже давно забыл, что такое естественное выражение естественных человеческих эмоций. Так нет. Видимо, мозг, душа моментами живут автономной жизнью, и с этим вряд ли что можно поделать.

Бессмертнов с явной неохотой взял в руки другие бумаги из папки. Ему не стоило труда быстро убедиться, что в чужих руках она могла бы стать бомбой – хоть замедленного, хоть мгновенного действия, – смотря как ею распорядиться.

Лидия постаралась на славу. Такие бумаги могли не только скомпрометировать его самого, но и серьезно сказаться на престиже всего государства. Помимо ксерокопии секретной переписки, фотографий, явно не для всеобщего обозрения, он нашел компьютерные диски с личными финансовыми документами. Но и это еще не все. Несколько страниц содержали подробное перечисление его неблаговидных, по мнению Лидии, грехов, которые якобы Господь ему никогда не отпустит…

Бессмертнов пробежал их, как говорится, «по диагонали». Бред Лидочки никогда особо не интересовал его. А вот все остальное?

Аа-а-а! – Он чуть не закричал во весь голос.

Вольно или невольно «бывшая» напоминала Бессмертнову, где и когда он допускал непростительные промахи, ошибки, шел на позорные сделки с собственной совестью. Такой «букет» легко мог начисто стереть его почти безупречный облик в чьих угодно глазах. И народа – прежде всего. Того самого народа, чья молва еще не так давно присвоила ему простой, но, пожалуй, самый значительный титул в жизни – «наше все!». Андрей Андреевич относился к нему абсолютно без самоиронии. Хорош он будет, если все выплеснется наружу.

По спине Бессмертнова вновь забегали мурашки.

«Удалось или не удалось? – только и свербело в мозгу. – Вопрос один, но принципиальнейший: скопировал „художник“ досье или нет? И вообще, что это за персонаж? Случайный жиголо, позарившийся на богатую женщину? Сумасшедший типа какого-то Ивана, несколько лет назад пожелавшего ни с того ни с сего отрезать ему голову? Или и вправду участник заговора? А может, все это проделки преемника или его окружения? Давненько я не сталкивался с заговорами», – совершенно не к месту улыбнулся он.