Воспоминания японского дипломата - [55]

В те дни значительно возрос объем дел, связанных с СССР, которые находились в ведении Европейско-Американского бюро. Объем этот возрос еще больше после принятия решения о передаче проблемы рыболовства в северных водах из ведения Торгового бюро в компетенцию Европейско-Американского бюро, ибо она имела настолько важное политическое значение, что могла вызвать столкновение между Японией и СССР. В юрисдикцию Европейско-Американского бюро передали и проблему разоружения. В подобной обстановке дела, связанные с Северной и Южной Америкой, выделили из Европейско-Американского бюро в новое подразделение. Иными словами, Европейско-Американское бюро было разделено на Европейско-Азиатское и Американское бюро.

Следует добавить, что проблемой Китая занималось Азиатское бюро, которое одновременно с дроблением Европейско-Американского бюро стало именоваться Восточно-Азиатским. Но поскольку с возникновением "Маньчжурского инцидента” и "Китайского инцидента" проблема Китая превратилась для японской дипломатии в главную проблему, которая оказывала громадное влияние на наши отношения с другими странами, каждое утро все директора Бюро собирались не менее, чем на полчаса в кабинете заместителя министра для ее обсуждения. Более того, многочасовые обсуждения проблем Маньчжурии и Китая проходили на совещаниях высшего руководящего звена министерства. Однако эти дискуссии сводились просто к изложению мнений или их обмену и ни к чему не обязывали директоров соответствующих Бюро. Нередко важные вопросы решались без выноса на совещания высшего руководящего звена. Например, так называемая "Декларация Амау", которую обыгрывали даже на МВТДВ, стала известна высшему руководящему звену, не считая его представителей, имевших к этой декларации непосредственное отношение, только после ее обнародования. В тот день, когда декларация была опубликована в первых выпусках газет, ее подвергли резкой критике на утреннем заседании высшего руководящего звена. В этой связи я тогда же порекомендовал министру иностранных дел Хирота оперативно принять надлежащие меры, ибо радикальный характер декларации наверняка вызвал бы ненужные трения в отношениях со странами-участницами Договора девяти держав. Хирота сказал мне, что поскольку декларация была предана гласности без его ведома, я обязан при любой возможности разъяснять ситуацию послам и министрам-посланникам стран Европы и Америки.

Следует упомянуть и о Совете пяти министров, который был учрежден при премьере Сайто в конце 1933 года. В состав участников этого Совета входили премьер, министр финансов Такахаси, министр иностранных дел Хирота, военный министр Араки и министр военно-морского флота Окада. Совет был организован сразу после возникновения “Маньчжурского инцидента” и выхода Японии из Лиги Наций, когда в связи с этим. началось быстрое восхождение к власти сторонников жесткой внешней политики. В среде командования ВМФ все громче звучали доводы в пользу отмены Договора об ограничении военно-морских вооружений и независимого строительства военных судов, а в армии многие стали с твердой уверенностью говорить о неизбежности войны против СССР. Поскольку в такой ситуации составление бюджета столкнулось с огромными трудностями, то для рассмотрения всех этих вопросов и был учрежден Совет, которому вменялось в обязанность обеспечить надлежащую реализацию государственной политики. Первый вопрос, который пришлось рассматривать Совету, касался отношений с Россией и Конференции по всеобщему разоружению. От министерства иностранных дел за подготовку повестки дня первого заседания отвечало мое Бюро. Заседание длилось несколько дней, после чего Совет принял решение, согласно которому в свете международной ситуации и с учетом состояния государственных финансов надлежало наращивать вооружения до максимально допустимого уровня. Однако при обсуждении проблемы России умеренная позиция министров финансов и иностранных дел возобладала над жестким подходом военного командования.

Принято думать или говорить, что Япония со времен японо-китайской и русско-японской войн и, особенно, после возникновения “Маньчжурского инцидента” следовала исключительно курсом военной агрессии. Но, судя по подспудным течениям внутри страны, все было не так просто. Напротив, как свидетельствует работа вышеупомянутого Совета пяти министров, прилагались немалые усилия для перевода государственной политики на верное направление. Не соответствуют фактам и утверждения о том, что действия Америки и Англии в их стремлении избежать войны всегда были воплощением самой справедливости.

Так, например, в то время, когда в Японии предпринимались попытки избежать войны, Британское Содружество в 1932 году приняло в Оттаве решение об установлении специальной системы льготных тарифов в его рамках и планировало путем установления более высоких тарифов для аутсайдеров помешать импорту товаров извне, в первую очередь, из нашей страны. Этот шаг Британского Содружества можно было бы рассматривать как меру самообороны, последовавшую за мировой паникой 1929 года и призванную справиться с притоком дешевых товаров из Японии. Однако, поскольку примеру Британского Содружества последовали многие другие страны, Японии, промышленность которой работала преимущественно на импортном сырье и которая экспортировала более 30% своей продукции, был нанесен жестокий удар, вызвавший рост безработицы, падение цен на сельскохозяйственную продукцию и дестабилизацию внутреннего положения. Именно в таких обстоятельствах Япония в поисках сырья и внешних рынков обратила взоры на Маньчжурию. Поэтому, если встать на позицию Японии, то можно сказать, что причиной "Маньчжурского инцидента” стали тарифные барьеры типа тех, которые были установлены Оттавским соглашением. Причины современных войн следует искать в экономических “вывихах”, которые случаются вследствие развития капитализма. Поэтому те, кто искренне стремится предотвратить войну ради людского блага, должны не только принимать формальные положения, вроде содержащихся в Пакте Келлога-Бриана, но и обладать достаточным мужеством для того, чтобы глубже вникать в истинные причины войн. Тем не менее, действительно жаль, что и сегодня, даже после второй мировой войны, идея свободной торговли, предложенная до войны госсекретарем Хэллом, исчезает как сон.