Воспоминания японского дипломата - [28]

Во время этой поездки у меня появился большой интерес к истории ханьской расы, которая процветала в бассейне Желтой реки, а также к последующей истории и современному положению китайцев. Я также пришел к выводу, что в то время как Китай может существовать без Японии, Япония без Китая существовать не может. (С одной стороны, такой вывод будит идею жизненного пространства для Японии, с другой, — идею сосуществования и сопроцветания). Вскоре после моего возвращения в Мукден состоялись японо-китайские переговоры 1915 года. Министр-посланник Хиоки, который во время моей поездки в Пекин находился в Токио, получил там инструкции от министра иностранных дел Като и, спешно вернувшись к месту службы, начал переговоры с маршалом Юанем. Поскольку главная цель этих переговоров состояла в обеспечении позиций Японии в трех восточных провинциях, генеральное консульство в Мукдене оказалось перегруженным различной аналитической работой, а также приемом и отправкой телеграмм. В мае 1915 года Китаю был предъявлен ультиматум, и на какое-то время в Мукдене сложилась напряженная ситуация, ибо там сосредоточилась часть Пятой дивизии и уже велась подготовка к эвакуации населения. Однако в связи с тем, что Юань Шикай согласился с основной частью японских требований, кризиса удалось избежать. Эти переговоры, известные в связи с "Двадцать одним требованием", вызвали критику Японии не только со стороны Китая, но и со стороны других стран, которые обвиняли ее в выдвижении излишне суровых требований. Поскольку о содержании и ходе этих переговоров много писали, а ситуация с тех пор претерпела значительные изменения, едва ли необходимо пускаться здесь в пространные описания или пытаться найти какие-то оправдания, но некоторые комментарии все-таки будут нелишними.

Во-первых, хотя эти требования часто называли чрезмерными, ибо они состояли из двадцати одного пункта, большинство их было, по существу, нацелено на обеспечение позиций Японии в Маньчжурии посредством продления аренды Южно-Маньчжурской железной дороги, железной дороги Аньдун-Мукден и Ляодунского полуострова, а также на получение части прав и интересов Германии в провинции Шаньдун. Учитывая положение Японии в то время, наши требования отнюдь не являлись непомерными и рассматривались просто как компенсация за оставление китайцам Маньчжурии и провинции Шаньдун, невзирая на две войны (с Россией и Германией), которые Япония вела за эти территории. Даже в наши дни крупная держава часто размещает в других странах свои войска, создает там военные базы или во имя гарантий безопасности требует, чтобы эти страны снабжали их сырьевыми ресурсами. Однако в тех случаях, когда две страны не слишком разнятся друг от друга в части военного могущества, культуры или чего-либо еще, осуществлять подобную политику становится не так-то легко. Ниже я еще вернусь к этой проблеме. Некоторым из пунктов японского ультиматума, например, пункту о принятии советников, не придавалось большого значения, ибо в те времена иностранные советники, нанимавшиеся генерал-губернаторами провинций, по сути, играли чисто декоративную роль и не отправляли почти никаких практических функций, так что Япония не связывала больших надежд с их работой. Требование об эксплуатации шахт в Маньчжурии также не имело большого значения. У Японии не было причин для заинтересованности в каждой отдельной шахте, ибо она не располагала надежными данными о них. Критиковали Японию и за то, что своим ультиматумом она оказывает на Китай непрерывное давление. Как позднее прямо сказал мне министр-посланник Хиоки, Юань Шикай, притворяясь, что он подвергается силовому давлению и стремясь облегчить китайцам понимание событий, сам пытался провоцировать Хиоки. Китайцы умело использовали несовершенство нашей техники ведения переговоров.

Как бы там ни было, после завершения переговоров японо-китайские отношения в Маньчжурии значительно улучшились. Отношения генерального консула Отиаи с военачальником провинции Фэнтянь Чжан Сюэляном и командующим 7-й армией Чжан Цзолинем, а, следовательно, и отношения между генеральным консульством и военными правителями, были весьма дружелюбными. При таких обстоятельствах в последний год моей службы в Мукдене каких-либо серьезных проблем практически не возникало. Вспоминается один инцидент, когда в японскую аптеку была брошена бомба. Поскольку при этом генеральный консул Отиаи был ранен, я сам вел переговоры с Управлением внешних сношений провинции Фэнтянь, и после нескольких бесед вопрос был решен. Другая проблема была связана с земельной арендой, практика которой распространилась в результате японо-китайских переговоров. Самым трудным оказался случай с фермой Сакакибара неподалеку от Северных Гробниц. Хозяин фермы предъявлял чрезвычайные требования, утверждая при этом, что его поддерживают старшие офицеры Квантунской армии. Я же настаивал, чтобы он пересмотрел свою позицию, и предупреждал, что, если китайцы доведут дело до суда, то я, как судья консульского суда, решу дело не в его пользу. Вскоре после моего отъезда из Мукдена этот инцидент урегулировали. Однако споры по поводу земельной аренды продолжали возникать в различных районах южной Маньчжурии вплоть до "Маньчжурского инцидента” 1931 года, что создавало значительные трения в отношениях между двумя странами.