Воспоминания японского дипломата - [155]

После согласования наших мер в отношении СССР я информировал Высший совет о своем намерении доверить бывшему премьеру Хирота проведение предварительных переговоров с советским послом, и мы перешли к обсуждению условий мира с союзниками, причем между членами Совета сразу же возникли противоречия. Когда этот вопрос встал на повестке дня 14 мая, военный министр Анами напомнил нам, что Япония все еще продолжает удерживать значительные территории противника, в то время как наши территории, оккупированные противником, ничтожно малы. Условия заключения мира, утверждал военный министр, должны отражать эти факты. Умэдзу поддержал Анами, заявив, что мнение последнего заслуживает всестороннего рассмотрения, хотя у него нет возражений против заявления Японии об отсутствии у нее территориальных притязаний. Я отверг аргументы Анами. На мой взгляд, было бы разумнее разрабатывать условия мира не на основе относительной величины территорий, оккупированных той или иной стороной, а на основе общей тенденции развития войны и особенно с учетом будущих перспектив. Меня поддержал министр военно-морского флота Ёнаи, но представители армии упрямо стояли на своем и твердили, что Япония еще отнюдь не побеждена. Поскольку атмосфера на совещании накалялась, Ёнаи предложил отложить решение по третьему пункту. Однако поскольку при отсутствии предварительно согласованных условий любые попытки заручиться посредничеством в достижении мира были бы бессмысленными, я подчеркнул насущную необходимость немедленного обсуждения таких условий хотя бы в общих чертах. Вмешался премьер, заявив, что даже если мы сейчас не придем к согласию, все равно можно произвести зондаж советской позиции. Итак, согласование пункта 3 было временно отложено. Доложить императору о принятых решениях должен был премьер.

Я немедленно обратился к г-ну Хирота с просьбой о проведении переговоров с русскими. Как известно, в то время Хирота был одним из наших лучших экспертов по России. Я уже обращался к нему ранее, когда возник вопрос о замене нашего посла в СССР, но тогда он, не отказываясь оказывать услуги по российским делам, будучи в Японии, не хотел выезжать за границу. На этот раз, объяснив ситуацию, которая в свете сложившихся в мире условий требовала от Японии попыток быстро заключить мир, я сообщил Хирота, что в целях проведения в жизнь идеи об обращении к СССР за посредничеством необходимо выяснить, в какой степени мы можем рассчитывать на услуги русских, и поэтому просил его провести переговоры с советским послом Маликом[128]. Учитывая катастрофическую ситуацию на фронтах, сказал я Хирота, плата за то, чтобы склонить русских к действиям в пользу Японии, будет высокой, но он в случае необходимости может пообещать им, что этот вопрос будет тщательно рассмотрен. Я хотел, чтобы он, имея в виду все сказанное, старался не допустить использования советской военной мощи против Японии и по возможности убедить СССР действовать в наших интересах.

Хирота внял моему призыву, и мы договорились организовать конфиденциальные беседы с Маликом на курорте Гора в Хаконэ, что было бы наиболее удобно для обеих сторон. Из-за воздушного налета 25 мая подготовка к встречам затянулась, и переговоры в Гора начались только 3 июня. Вторая встреча состоялась на следующий день. Как доложил мне Хирота, они с Маликом обменялись мнениями по фундаментальным проблемам двусторонних отношений. Переговоры проходили в дружественной атмосфере, российская сторона реагировала удовлетворительно, что давало надежду на благоприятный исход переговоров. Была достигнута договоренность о последующих встречах. Я настоятельно рекомендовал Хирота сделать все возможное для форсирования переговоров.

Несмотря на нараставшую с весны концентрацию наших усилий на обороне Окинава, в момент прихода к власти кабинета Судзуки достаточно мрачные перспективы войны были уже очевидны. Когда верховное командование обратилось ко мне с просьбой попытаться удержать СССР от вступления в войну против Японии, я, запросив их прогноз будущих операций, указал, что, если мы сможем разгромить противника на Окинава, то, возможно, сумеем восстановить основы дипломатической деятельности, которая к тому времени зашла в тупик. Наша победа в этой битве заставила бы СССР и другие страны признать наличие у Японии все еще значительного запаса сил. Более того, противнику понадобилось бы какое-то время на подготовку нового наступления. С другой стороны, очередное поражение, на сей раз на Окинава, лишило бы Японию какой бы то ни было базы для дипломатической активности. При столь огромной зависимости дипломатии военного времени от хода военных действий было жизненно необходимо, чтобы наши войска сделали все возможное для изгнания противника с Окинава, и я настойчиво призывал военное командование всеми силами добиваться решения этой задачи. Я подчеркивал это при любой возможности —говорил об этом лично военному министру и министру военно-морского флота, начальнику штаба армии и заместителю начальника штаба ВМФ. Я постоянно твердил об этом на совещаниях членов Высшего совета по руководству войной, а также на совещании у императора в начале июня. Но верховное командование, которое поначалу столь твердо высказывалось о кампании на Окинава, постепенно “размягчалось”. Оно признавало наличие расхождений в оперативной политике армии и флота и явно стало утрачивать уверенность в благоприятном исходе кампании. Все опасались, что потеря острова является лишь вопросом времени. Между тем 25 мая Токио подвергся воздушному налету, не менее разрушительному, чем налет 10 марта. Усилились и воздушные атаки на центральные и южные районы Японии.