Воспоминания японского дипломата - [152]

Следующее сообщение в связи с этим планом поступило где-то в конце мая, когда наш министр-посланник в Швеции Окамото прислал мне телеграмму, в которой сообщал, что он встречался с министром-посланником Багге, и тот спросил, заинтересовано ли японское правительство в том, чтобы обратиться к правительству Швеции с просьбой о выяснении намерений Соединенных Штатов. Если по версии, изложенной Сакая, инициатива должна была исходить от шведского правительства, то из телеграммы Окамото, следовало, что нам следует обратиться к шведскому правительству с просьбой о такой акции. По ряду причин подобная процедура была для нас неприемлемой. Прежде, чем Япония смогла бы обратиться к правительству Швеции с подобной просьбой, необходимо было провести соответствующую подготовительную работу внутри страны. Более того, было вполне вероятно, что в ответ на любой официальный запрос Соединенные Штаты просто повторили бы свое требование о безоговорочной капитуляции. Кстати сказать, через графа Бернадотта в Стокгольме нам уже были известны слухи о том, что в связи с недавней капитуляцией Германии предложение о безоговорочной капитуляции может последовать и в адрес Японии. В то время я, воспользовавшись пожеланиями военных и других кругов об обращении к СССР в интересах подготовки к установлению мира, прилагал колоссальные усилия на этом направлении. В силу всех этих причин предложение Швеции, в том виде, как его представили на этот раз, приходилось отклонить, и я направил Окамото инструкцию с указанием воздержаться от каких-либо действий в связи с инициативой Багге.

5 апреля, в последний день пребывания у власти Кабинета Койсо, СССР уведомил нас о невозможности продления советско-японского Пакта о нейтралитете. Срок действия этого пакта истекал годом спустя, и в ответ на предыдущий запрос, сделанный министром иностранных дел Сигэмицу через посла Сато в феврале 1945 года, мы получили заверения в том, что на Ялтинской конференции никаких консультаций по поводу Японии между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем не проводилось. Однако, поскольку Сталин в ноябре 1944 года назвал Японию агрессором и, особенно, поскольку в заявлении об отказе СССР от продления Пакта о нейтралитете в качестве причины был выдвинут тот факт, что Япония помогает противнику СССР — Германии и сражается с союзниками СССР — Америкой и Англией, избавиться от подозрений в отношении Советов не представлялось возможным.

Но я чувствовал себя обязанным сделать все от меня зависящее в сфере отношений с СССР. Начал я с того, что на первом приеме, который я давал для дипломатического корпуса вскоре после вступления в должность министра иностранных дел, я заявил советскому послу о нерушимости обязательств СССР по Пакту о нейтралитете. Кроме того, я поручил послу в Москве Сато добиться от Советского правительства заверений, касающихся намерений СССР. Посол Сато доложил, что 27 апреля нарком иностранных дел Молотов заверил его, что позиция СССР в связи с сохранением нейтралитета остается неизменной. Тем не менее, начиная еще с последних чисел марта, наблюдались все более крупные переброски советских сил на восток. Вскоре после того, как я приступил к обязанностям министра, ко мне приехал заместитель начальника Генерального штаба армии генерал Кавабэ с подчиненными и, представив детали концентрации сил Красной Армии в Сибири, попросил сделать все возможное для того, чтобы предотвратить участие России в войне. Аналогичные просьбы поступили от заместителя начальника Генерального штаба ВМФ адмирала Одзава и начальника Генерального штаба армии генерала Умэдзу[124]. К тому же мне стало известно о критике в адрес посла Сато, но рассматривать вопрос о его замене я не мог, во-первых, потому, что найти лучшего кандидата на эту должность было довольно трудно, а, во-вторых, потому, что оставлять этот пост вакантным даже на месяц в столь критический момент нам было крайне невыгодно.

Дважды, осенью 1942 года и летом 1943 года, у нас была возможность выступить в роли посредника между Россией и Германией, но возможность эта была давно упущена. Последующие попытки улучшить отношения между Японией и СССР, как я уже говорил, оказались безрезультатными из-за бесконечных колебаний правительства по поводу решения о том, какую компенсацию следует предложить русским, а американцы тем временем усердно их обхаживали, и в Тегеране и Ялте состоялись встречи трех глав государств — наших противников. Время, когда мы могли бы прибегнуть к каким-либо остроумным приемам с целью склонить СССР на свою сторону, явно прошло. Но ведь полное и окончательное присоединение СССР к нашим противникам было бы для Японии фатальным. Нам было крайне необходимо помешать вступлению Советского Союза в войну против Японии. Более того, поскольку дальнейшее продолжение войны стало для Японии столь тягостным, к проблеме России следовало подходить уже не просто с точки зрения сохранения ею статуса невоюющей стороны, а с точки зрения прекращения войны. Я намеревался идти вперед к скорейшему заключению мира и был преисполнен решимости воспользоваться в этих целях пожеланиями военных. Многие из них, не понимая, что наши возможности предпринять позитивные меры в отношении СССР утрачены, требовали, чтобы мы обратились к нему за помощью в нашем противодействии США и Великобритании. Например, представители командования наших ВМФ выразили желание закупить у Советского Союза нефть и самолеты и в обмен были готовы отдать несколько крейсеров. Я отклонил это предложение и убедил их в том, что снабжение Японии военным снаряжением означало бы для русских нарушение нейтралитета, и пойти на это СССР смог бы только в том случае, если бы принял решение воевать на стороне Японии, а международный климат того времени начисто исключал такую возможность.