Воспоминания японского дипломата - [151]

Что же касается перспектив Германии, то из нашего посольства в Берлине постоянно поступали доклады о нерушимости Западного вала и о высоком моральном духе германских войск, но было очевидно, что Германия вот-вот рухнет под натиском союзников с востока и запада, который явился дополнением к интенсификации воздушного наступления. К концу апреля нацистский режим пал, и ничего удивительного в этом не было. В начале мая Дениц был вынужден объявить о безоговорочной капитуляции Германии. Получив от германского посла в Токио Штамера разъяснение обстоятельств капитуляции его страны, я указал ему, что эта капитуляция является нарушением договорных обязательств Германии. К тому времени я уже решил аннулировать все существующие договора с Германией, в том числе и Антикоминтерновский пакт, и после беседы с послом стал предпринимать необходимые для этого меры.

Разумеется, после краха Германии американцы и англичане наверняка собирались сконцентрировать всю свою наступательную мощь против Японии. Помимо этого, возросла вероятность и российской переориентации мощи в восточном направлении. Перед нами, соответственно, стояла задача провести всесторонний обзор международных отношений. В войне, которую вела Япония, у нас не осталось никаких надежд: поражение на Окинава стало теперь неоспоримым фактом, и повернуть ситуацию вспять было невозможно. Поэтому я воспользовался поражением Германии, чтобы попытаться достичь соглашения о заключении мира до того, как наш военный потенциал полностью истощится (о результатах моих усилий будет подробно рассказано в следующей главе). Еще до капитуляции Германии, во второй половине апреля, когда ее военное положение резко изменилось к худшему, я представил свои соображения императору, подчеркнув при этом, что, поскольку наш союзник терпит фиаско, а воздушные налеты на нашу страну неуклонно усиливаются, нам следует прекратить войну. Император ответил, что его желание состоит в том. чтобы это было сделано как можно скорее.

При Кабинете Койсо Совет по межведомственным связям претерпел небольшую реорганизацию и к моменту моего вступления в должность министра иностранных дел превратился в Высший Совет по руководству войной, который осуществлял необходимую координацию между высшим командованием и правительством. Как отмечалось выше, в дни пребывания у власти Кабинета Тодзё все важные решения, принятые в Совете по межведомственным связям, от имени Кабинета докладывал императору только премьер, в результате чего у меня в то время складывалось впечатление, что император получает неполную или не вполне точную информацию. По этой причине, а также в соответствии с пожеланием премьера и лорда-хранителя печати, во второй срок пребывания на посту министра иностранных дел я непосредственно представлял императору самые доскональнейшие и исчерпывающие доклады по вопросам, относящимся к моей компетенции.

Прежде чем перейти к описанию своей борьбы за прекращение войны, следует рассказать об одном инциденте, который произошел вскоре после моего вступления в должность министра. 11 апреля, через два дня после того, как я приступил к работе, ко мне приехал бывший министр-посланник в Финляндии Сакая Тадаси и сообщил о следующих фактах. Давний знакомый Сакая, министр-посланник Швеции Багге, которому предстояло выехать из Японии на родину на следующий день, еще в конце марта сказал ему, что, хотя союзные державы публично потребовали от Японии безоговорочной капитуляции, они, на его взгляд, не придают большого значения проблеме сохранения системы императорской власти, т.е. проблеме, которая для Японии, по всей видимости, имела огромное значение. Багге сказал, что, по его мнению, не будет большого вреда, если Швеция прозондирует намерения Соединенных Штатов на этот счет, но ему хотелось бы знать точку зрения занимавшего в то время пост министра иностранных дел Сигэмицу. Как доложил мне Сакая, он в конфиденциальном порядке передал Сигэмицу слова Багге, и впоследствии состоялась встреча, в ходе которой, как узнал от них Сакая, Сигэмицу сказал шведскому министру-посланнику, что он будет признателен, если шведское правительство по своей собственной инициативе выяснит взгляды США на условия мира. Сакая попросил меня высказать свое отношение ко всему этому.

Это была действительно новость для меня: ни от своего предшественника Сигэмицу, ни от кого-либо еще я ничего подобного не слышал и был весьма заинтересован этим сообщением. По-моему, для Японии было бы очень удобно, если шведское правительство установило бы намерения США, тем более, что я испытывал горячее стремление покончить с войной как можно скорее, а предложенный ход казался весьма многообещающим. Поэтому я попросил Сакая передать шведскому министру-посланнику, что хотел бы, если возможно, встретиться с ним до его отъезда. Как сообщил мне впоследствии Сакая, когда он посетил Багге и сообщил о совпадении мнений нынешнего и бывшего министров иностранных дел, тот был чрезвычайно доволен и пообещал по возвращении на родину немедленно приступить к реализации этого плана. Относительно нашей встречи, Багге, по словам Сакая, сказал, что он не может отложить отъезд, ибо в сложившихся обстоятельствах при отказе от места в самолете, вылет которого назначен на следующий день, неизвестно, когда можно будет заказать билет на следующий рейс. Однако, добавил Багге, если его рейс будет отложен, он непременно нанесет мне визит. Как выяснилось, самолет вылетел следующим утром, и поговорить с министром-посланником мне так и не удалось.