Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [66]

Шрифт
Интервал

а потом я вернусь, чтобы одеть ее, прежде чем она отправится домой». — «Да, я все поняла».

Мадам прибыла в восемь часов, и после обычных слов приветствия послала за кофе. Мы остались одни, и я потянулся к ней. «Подождите, — сказала она, — мы же собираемся провести весь вечер вместе». «Да, я знаю это, сударыня». «Посидите пока». Тотчас подали кофе. Закончив, она сказала: «Выйдите в другую комнату, я позову вас».

Я вышел и присел на стул в ожидании ее решения. Вскоре мне сообщили, что мадам ждет меня. Каково же было мое удивление найти ее в постели! «Это знак», — сказал я себе. «Подойдите и присядьте рядом со мной на этом кресле. У вас есть двадцатичетырехчасовой отпуск?» «Да, мадам».

Она отдала горничной несколько распоряжений и отпустила до утра, когда она должна была принести наш кофе и сделать туалет своей хозяйке. Что касается меня, то раздеваясь, я чувствовал себя очень неловко, и особенно из-за мыслей о том, как мне спрятать эти свои несчастные накладные икры и три пары чулок. Вот незадача! Если бы я мог погасить свечу, все было бы хорошо. И, тем не менее, мне каким-то образом удалось запихнуть их под подушку, но это очень сильно подпортило мне настроение. И мысль о том, как я утром буду извлекать их оттуда, всю ночь не давала мне покоя.

К счастью, моя красавица встала первой, тем самым облегчив мое положение, и вместе со служанкой ушла в соседнюю комнату. Я не терял времени и сразу же вытащил из-под подушки свои чулки и надел их. Самое трудное в этом деле — чтобы они не скручивались, и мне всегда удавалась только одна нога, но мадам никогда не замечала разницы.

Потом был парикмахер, чтобы правильно причесать мои волосы, и очень скоро, когда меня спросили, не встал ли я, я ответил: «Скажите мадам, что я могу немедленно предстать перед ней, я весь в ее распоряжении».

Мадам выглядела свежей и красивой, и мы вместе пили шоколад. После небольшой беседы она вместе со своей служанкой ушла, а я вернулся в казарму. «У вас один из ваших чулок смялся, он похож на накладную икру», — заметил один из моих товарищей. «Да, верно, — смутившись ответил я, — я сейчас поправлю его».

Добравшись до своей кровати, я разделся и снял эти адские накладные икры, которые целые сутки так мучили меня. С тех пор я больше никогда их не носил.

В соответствии с нашей договоренностью я продолжал встречаться со своей красивой и образованной дамой, но у меня появился соперник, и я был вынужден отступить. Тем не менее, она дала мне шанс — я получил от нее письмо, в котором она просила меня позволить ей увидеть образец моего письменного стиля. Я должен был отправить свой ответ по указанному ей адресу. Я оказался в очень неудобном положении, поскольку я писал еще довольно слабо, но, раз уж так вышло, я постарался сделать все, что было в моих силах. Мое письмо расстроило ее, и она очень сильно упрекала меня за мою необразованность. «Ваше письмо разочаровало меня, — писала она, — почерк плохой и стиля у вас тоже нет».

Я немедленно ответил ей: «Мадам, я заслуживаю всех ваших упреков, и я не жалуюсь. Если вы хотите получить идеальное письмо, я выпишу все двадцать пять букв в алфавитном порядке и столько точек и запятых, сколько нужно для достойного вас письма, расставьте их там, где они должны стоять, и таким образом просветите меня».

Я больше не хотел ее видеть, и все ее уговоры были тщетны.

Вот таким образом расставшись с этой божественной женщиной, я вернулся к занятиям письмом и тактикой, упорно трудясь в течение следующих шести месяцев, и покидая казарму только для несения караульной службы (и всегда с учебником в своем кармане, чтобы изучить все маневры, которые должен знать солдат моего ранга). Непрерывно упражняясь, я становился все более умелым и опытным. Император издал приказ о том, чтобы сержанты и капралы занимались отдельно с помощью символизирующих отделение палок. Чтобы построить взвод, командир отделения должен был держать палку за оба конца, а чтобы распустить — за один конец. Это называлось «палочными учениями» и давало возможность «старым ворчунам» отдохнуть. Нами командовал мсье Белькур, и мы быстро добились успехов, маршируя по прекрасному двору казарм Курбевуа. Здесь мы изучили все основные полковые маневры.

Император приказал нам построиться в каре. Позанимавшись с нами около часа, он остался вполне удовлетворенным и приказал, чтобы в дальнейшем мы не отрабатывали построение в каре чаще раза в неделю. Командовать должны были только сержанты и капралы. Когда пришел мой черед, я очень обрадовался от того, что теперь смогу показать начальству чего я добился. Они внимательно наблюдали за мной, стараясь заметить любую мою оплошность. Потом, во время отдыха, мои товарищи поздравляли меня, и офицеры тоже не скрывали, что очень довольны мной. Тем не менее, несмотря на то, что Император был доволен нами, мы себя с ним счастливым не чувствовали. В гвардии распространился слух, что он собирается развестись с женой и жениться на австрийской принцессе, чтобы таким образом возместить Австрии потери второй войны, а также для того, чтобы получить наследника престола. Чтобы сделать это, он должен был прогнать эту потрясающую женщину и взять в жены иностранку, которая смогла бы добиться обретения всеобщего мира. Чтобы отвлечься от тяжелых раздумий, Император провел несколько блестящих смотров. Нам сказали, что принц Бертье отправился в Вену, чтобы отвезти принцессе портрет нашего Императора и попросить ее руки. Кроме того, он должен был там жениться на ней и переспать с ней до представления ее нашему Императору. И ничего более не зная об этом, я сказал: «Ему очень повезло переспать с ней первым, хотел бы я быть на его месте».


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.