Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - [64]
Было забавно видеть перед Веной и нас, и повернувшихся спинами к их собственной столице австрийцев. Но надо сказать, что сражались они решительно. Императору сообщили, что его большую гвардейскую батарею нужно пополнить, так как все артиллеристы погибли. «Что?! — воскликнул он. — Если я пошлю туда гвардейцев, враг заметит это и удвоит свои усилия, чтобы прорваться через мой центр. Пусть этим займутся добровольцы». От каждой роты было решено выделить 20 человек. Можно было даже выбирать, поскольку все выражали желание пойти туда. Унтер-офицеров не брали — только рядовых и капралов. Они отправились к пятидесятипушечной батарее. После того, как они добрались туда, сразу же начался обстрел. Император нюхал табак и прогуливался перед нами. Тем временем, маршал Даву захватил холмы и, проходя через широкое плато, чтобы отрезать врага от дороги на Ольмюц,[62] гнал на нас врага. Заметив маршала, Император тотчас приказал всем кирасирам немедленно атаковать и прорвать вражеский центр. Их огромная масса одним целым прогрохотала перед нами, земля сотрясалась от копыт их коней. Они отбили у врага пятьдесят пушек вместе с впряженными в них лошадьми и взяли в плен множество вражеских солдат. Потом галопом к Императору примчался принц Богарне с известием, что мы победили. Тот обнял своего сына.[63]
Вечером четыре гренадера принесли полковника, командовавшего теми пятьюдесятью пушками, к которым Император послал своих «ворчунов». Этот храбрый офицер был ранен около одиннадцати часов. Его хотели отправить в тыл. «Нет, — возразил он, — я останусь здесь, тут мое место», и он продолжал командовать сидя.
Гвардия построилась в каре, и Император спал в его центре. Он собрал всех раненых и отправил их в Вену. На следующий день мы нашли место, куда упало 30 пушечных ядер — никогда раньше мы не видели такой битвы. Рано утром 23-го колонны отправились в путь. Понесшие большие потери австрийцы, отступили — на холме возле Ольмюца, где Император поставил свою великолепную палатку, они были вынуждены просить мира. Обе стороны прекратили огонь. Мы пошли в Шёнбрунн, и там состоялись мирные переговоры. Пока Император занимался этим вопросом, обе армии стояли напротив друг друга.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Так мы во второй раз покинули Шёнбрунн. Во время марша по территории Рейнской Конфедерации нам казалось, будто мы у себя на родине. Жители крупных городов Франции покидали свои дома, чтобы приветствовать нас. Нас встречали очень тепло. У ворот Парижа толпилось множество народу, и мы едва могли пройти, так было много желающих посмотреть на нас. Затем нас немедленно отправили на Елисейские поля, там нас ждали приготовленные парижанами холодные закуски. Времени было очень мало, нам пришлось есть и пить стоя, а потом сразу же отправиться в Курбевуа. Прекрасный Париж дал нам еще один легкий обед под галереями Плас-Рояль и комедию в Порт-Сен-Мартен. Возвышались триумфальные арки. Парижане снова радостно встречали нас. Жаль, но во время переклички очень многие не ответили. Каждый четвертый из нас остался на полях боя у Эсслинга и Ваграма. Но никто более меня не радовался, что вернулся в Париж с сержантскими шевронами, с правом носить саблю и трость, а летом — шелковые чулки. Однако я был очень огорчен тем, что мои голени были недостаточно мускулисты. Мне приходилось пользоваться накладными икрами, и это меня очень беспокоило.
После двухнедельного отдыха в прекрасных казармах Курбевуа, все в новых мундирах, мы были осмотрены Императором в Тюильри. Шла подготовка к похоронам маршала Ланна. 100 000 человек вошли в похоронный кортеж этого знаменитого воина, который начал свой путь в Гро-Кайу, чтобы закончить его в Пантеоне. Я был одним из тех унтер-офицеров, которые несли погребальные носилки. Мы — шестнадцать гренадеров сошли вниз на восемь или десять ступеней в левом крыле Пантеона, и там поставили их на возвышение. Вся армия прошла перед останками этого отважного солдата. Прощание закончилось только в полночь.
Я продолжал выполнять свои сержантские обязанности. Я очень серьезно занимался письмом, и однажды, будучи в наряде в Сен-Клу, я составил список всех моих пятидесяти гренадеров, с тщательно и аккуратно выведенными их именами, и лично сам отнес его мсье Белькуру, который был очень доволен аккуратностью этого документа, а посему сказал мне: «Продолжайте, у вас все хорошо». Я очень старался в чтении, по командному тону я превзошел своих товарищей и считался обладателем самого сильного голоса. Я очень гордился тем, что я сержант и получаю 43 су в день. Поскольку я должен был нанести несколько обязательных визитов, я занялся своим внешним видом. Поскольку при мне была сабля, мне нужно было надеть шелковые чулки. Я уже говорил, что был в Сен-Мало.[64] У меня не было своих мускулистых икр, и поэтому мне пришлось купить накладные. За ними я отправился в Пале-Рояль. За 18 франков я нашел для себя подходящую пару, и таким образом обрел красивую пару ног, с обычными чулками над накладными икрами и шелковыми над ними всеми. Я сделал мои визиты и был поражен высказанными мне комплиментами по поводу моей внешности. В полном восторге от столь удачного дня, в 9 вечера я вернулся в свою казарму, где меня ожидало письмо от моего капитана Ренара, приглашавшего меня непременно пообедать с ним в воскресенье в пять часов вечера. Он писал, что его жена и дочь хотели поблагодарить меня за то, что накануне битвы при Аустерлице я приютил своего капитана в своей бочке.
